для глаз была скрыта полупрозрачной арганзой. Она склонилась над ямой, где сидел закованный в колодки рыцарь.
– Ты желаешь обрести свободу? – спросила она, и голос ее был сладок как мед, но пугал, как шипение гадюки.
– Уж не ты ли подаришь мне ее? – с презрением спросил Рено. – Моя собственная жена отказалась выкупить меня.
– Твоя жена умерла два года назад. В Антиохии правит твой пасынок.
– Ты много знаешь, – проворчал Рено.
Женщина тихо засмеялась. Казалось, зазвенели медные бубенчики.
– Я знаю достаточно, – сказала она. – В Алеппо веют ветра перемен. Нур ад-Дин такого же возраста, как и ты, но один из вас переживет другого.
– И что это значит?
Женщина снова рассмеялась:
– Значит, что скоро мне будет не мил мой дом. Я хочу покинуть его.
– И ты ищешь во мне защитника, глупая женщина? – расхохотался Рено. – Ты хоть знаешь, скольких твоих соплеменниц я обесчестил и убил?
– Послушай меня, франк, – голос женщины стал ледяным. – Если ты согласишься исполнить мою волю, я сделаю так, что скоро ты покинешь эти стены. Больше того – с моей помощью ты обретешь богатство и величие, сравнимые с теми, что снискали первые крестоносцы.
– И как ты это сделаешь? – зло спросил де Шатильон.
Женщина продолжила, не обратив на его слова никакого внимания:
– Сейчас ты никто. У тебя нет вотчины и нет людей. Некому заплатить за тебя выкуп. Но, по моей воле, тебя освободят. Больше того, ты получишь замок и людей. Ты получишь самый лучший замок в Утремере. И возможность совершить величайший подвиг веры после взятия Иерусалима.
– Ты, – оскалился Рено почерневшими зубами, – ты дьявол. Я знаю, чувствую это.
– Это не так, – покачала она головой. – Но если ты хочешь…
– Это так, – мотнул косматой головой рыцарь. – Но знай, нечистая, я не боюсь тебя. После пятнадцати лет я не боюсь ада и не жажду рая. Скажи, что мне сделать – расписаться кровью?!
Женщина снова рассмеялась:
– Нет, франк, нет! Мне не нужна твоя кровь – довольно твоего согласия. Слушай внимательно: пройдет время, и ты услышишь о смерти Нур ад-Дина. Вскоре после этого в твоей яме появится змея. Гадюка. Ты должен будешь спрятать ее под одеждой, у себя на груди. Должен будешь кормить ее. А потом, когда придут тебя освобождать, ты тайно возьмешь ее с собой и увезешь из Алеппо.
Хриплый, кашляющий хохот сотряс тело де Шатильона.
– Ты безумна, женщина, – сквозь смех сказал он. – Я не посажу гадюку за пазуху.
– Тогда ты умрешь в яме. Как прокаженный или чумной.
Смех оборвался. Рено некоторое время размышлял.
– Хорошо, – сказал он наконец, – и что будет потом?
– Потом ты отправишься в Иерусалим, – спокойно проговорила женщина. – Навстречу своей судьбе.
…Судьба. Судьба Рено де Шатильона – Рога Хаттина. В ярости мотнув головой, он ощущает, как воспоминания о пережитой боли вновь оживают в нем. Конь останавливается. Удивленный, рыцарь озирается по сторонам.
У обочины на большом камне сидит бледный юноша-сириец. Большие черные глаза, не отрываясь, смотрят на латинянина.
– Ты кто? – спрашивает Рено на фарси. Рука его лежит на рукояти меча, но словно кто-то невероятно сильный давит на запястье, не давая обнажить оружие.
– Я – Ничто, – отвечает юноша голосом гулким и пустым.
Конь де Шатильона упорно топчется на месте, не слушая поводьев и ударов.
– Чего ты хочешь от меня?
– Ничто не имеет желаний, – отвечает юноша.
– Почему задерживаешь меня?
– Не я. Ты, – юноша чуть приметно качает головой. – Твой путь все равно приведет тебя ко мне. Этого не избежать.
– Я… не могу, – Рено набычивается, словно борясь с ураганом. – Я должен.
– Ты ступаешь на ее землю. Теперь она могущественна как никогда. Твои дела сотворили ее. И по делам твоим воздается тебе.
– Я убью ее! – надсадно кричит рыцарь.
Конь под ним пятится, встает на дыбы, едва не сбросив седока.
– Ее ли смерти ты желаешь? – звучит холодный вопрос.
Голову словно сдавливают железные тиски. С хрипом Рено хватается за шлем, зажмуривается…
Боль пропадает. Нет и юноши на камне. Конь успокаивается, сам начинает подниматься по тропе. Бормоча ругательства, Рено пришпоривает его, заставляя идти быстрее. Подъем предстоит долгий, а месяц уже висит в зените.
