– Зема! – возразил Кирзычу тощий Таран с крысиным лицом, известный тем, что однажды по пьянке пробил грузовиком ворота части. – Зема! Он не сможет! Один – не сможет!
Это была правда. Дембельский поезд требовал целой театральной труппы. Одни должны были трясти койку с возлежащим на ней дедом, имитируя вагонную качку, и напевать «чух-чух», другие – бегать кругами с ветками, как бы мелькающими за окнами поезда, везущего дембеля домой.
– Где второй? – Именинник орал и матерился. – Ветки несите! Пусть вдвоем бегают!
– Кирзыч, он на шухере! Ничего не выйдет! Кто койку трясти будет? Мы, что ли? – убеждал его еще один дед, низкорослый и плотный Кирюха, чуть ли не единственный, кто имел кличку, похожую на имя.
– Дневального на шухер поставьте! Пусть черпаки койку трясут!
– Им по сроку службы не положено. Давай телик посмотрим.
– О, бухло кончилось! – послышался из каптерки голос Тарана, и Сергей понял, что теперь его выход.
Он неожиданно получил удар в живот. Удар был несильным, но Сергей сложился пополам и услышал возле уха шепот Гвоздя:
– Все в порядке! Это я. Не больно? Потом отдашь. – Сергей почувствовал, как ему в карман что-то засунули, и догадался, что это обещанные деньги на выпивку.
Потом Гвоздь выпрямился над Сергеем и крикнул:
– Глянец принесет еще! Да, Глянец?
Сергей подумал вдруг, что меньше всего ему хочется сейчас оставаться в казарме с этими «однополчанами», все больше терявшими остатки человеческого.
– Да, – сказал он. – Я сбегаю.
Кирзыч прошел к спящим в казарме. Точнее, к лежащим, потому что никто, ясное дело, уже не спал. Один из черпаков с ходу получил удар ногой в бок и свалился на пол.
Другие деды бросились успокаивать Кирзыча, но не слишком активно. Сергей догадывался почему. Он помнил, за что Кирзыч получил свое погоняло. Он должен был демобилизоваться еще два года назад. Так и было бы, но незадолго до дембеля Хвост, как его тогда называли, так ударил солдата ногой по животу, что у того лопнул желудок. И Хвост получил два года дисбата. Еще легко отделался, потому что его жертву спасли. Как всегда, после дисциплинарного батальона его вернули в часть, дослуживать положенное. В дисбате он приобрел присказку: «А кирзой по печени?» И замечательное увлечение: пристегивать ремнями молодых солдат к двухъярусной койке и бить ногами. Правда, теперь он старался не доводить дело до фатальных увечий. И приобрел кличку Кирзыч.
Сергей просто оказался в стороне от пути деда, Поздень был у входа, и ярость Кирзыча досталась тому, кто попался под руку. То есть под ногу. В полумраке казармы Сергей видел бледно-голубые глаза навыкате, взгляд Кирзыча блуждал кругами. В его глаза и в спокойные-то минуты смотреть было неприятно. Другие деды его обоснованно побаивались.
Таран и Гвоздь о чем-то шептались. Сергей прислушался.
– Ты куда его посылаешь? В город? Так он к утру придет.
– Нет, что ты? К бабке, за самогонкой.
– Ты что, с дуба рухнул? Думаешь, она даст после последнего раза?
– Даст, куда денется? Она этим живет!
– Кто говорит, этим, а кто говорит, гадает женам офицерским… Ладно, Гвоздь, дело твое. Инициатива наказуема… Если не принесет, и он огребет, и тебе достанется.
Гвоздь подошел к Сергею:
– Иди одевайся – и к бабке!
Когда Сергей уже застегивал крючки шинели, Таран и Кирзыч привели в казарму Поздня и принялись неторопливо пристегивать его к торцу одной из коек. Сергей вздохнул. Он не понимал еще, где наступит предел, но чувствовал, что наступит. Его мелко потряхивало от ненависти к этим животным. Но пока он терпел. Почему? Он спрашивал себя, направляясь к выходу из казармы и слыша глухие удары и стоны Позднеева за спиной. Потому что Гвоздь прав и один в поле не воин?
На крыльце, легок на помине, стоял сержант в шинели прямо поверх нижнего белья. Сергей сорвал ненависть на нем:
– Что, товарищ сержант, на шухер поставили?
Вместо ответа Гвоздь раскинул руки, словно взмахивая крыльями, и у Сергея что-то взорвалось в голове.
Он открыл глаза и увидел перед собой снег, крупные сверкающие кораллы сугроба, в который он уткнулся лицом. В голове звенело – Гвоздь ударил его по ушам. Сергея приподняло от земли, снег поехал перед лицом, а потом он увидел лицо Гвоздя на фоне звезд.
– Поговори у меня еще, черепина! Короче, хата близко! Если за час не управишься, я Кирзычу на тебя настучу, тоже узнаешь, что значит распятие по-армейски! Слушай меня сюда! Как в нору пролезешь, пошарь слева под доской, там на земле будет. Что найдешь, возьми с собой.
Сергей встал и отряхнул снег с шинели. Тот, что успел завалиться за воротник, теперь стекал мерзкой струйкой по спине. Гвоздь схватил его за локти и развернул спиной к двери.
– Пшел отсюда! И биту на место положь потом!
Сергей обернулся:
– Какую биту?
