— Ты меня туда жить зовешь или уборку делать? — Я подозрительно сощурилась.
— Одно другому не мешает, — развел руками мастер. — К тому же у тебя это превосходно получается, даже несмотря на то, что окно кое-кто так и не домыл.
Мне оставалось только ткнуть вредителя локтем в бок.
Разговоры-разговоры… Вокруг сплошные разговоры. Сегодня утром, только придя на работу, Макс поднялся на третий этаж к О’Туллу, прихватив по пути Дейдрэ. В кабинете у Горшечника после краткого пересказа ночных событий объявил, что я ночевала сегодня в доме у Шантеев. И пожалуй, пока домой не вернусь — у него будет безопаснее. Слушатели ошарашенно молчали. А потом заговорили все разом, костеря на все корки обнаглевших бандитов, стражей-бездельников, возмущаясь бездействием городских властей…
Итог подвел О’Тулл, морщась как от зубной боли и нервно дымя трубкой:
— Все хорошо, что хорошо кончается! Идите работать все…
К обеду в мастерскую к Максу заявился Вольфгер Лейт. Предъявил мне составленный магами-криминалистами портрет вчерашнего злоумышленника, которого я, кстати, не опознала. Потратил десять минут на допрос — не вспомнила ли я со вчерашней ночи чего-либо важного? А не знала ли я некоего Енгорса Шальфа? Точно не знала? Уверена, что не знала? А если подумать? Все равно не знала? Ну что ж, пока у нас больше нет к вам вопросов, но если вдруг что-нибудь вспомните, обязательно сообщите!
А потом он повернулся к Максу:
— Я бы хотел поговорить с вами о ваших вчерашних показаниях…
Макс мазнул по мне взглядом, и я демонстративно повернулась к своему рабочему месту, взялась за чертежные принадлежности. Даже по моей спине было видно: чертежи сами себя не подготовят! Макс укоризненно вздохнул. Если он пытался воззвать к моей совести, то совершенно напрасно — совесть тоже считала, что нам хорошо бы послушать, о чем будет идти речь.
Потому что Макс, судя по выражению его лица, очень даже в курсе.
Вольфгер Лейт поудобнее устроился на стуле:
— Вчера вы сказали, что в квартиру по улице Зеленщиков, № 37, вы были вызваны запиской от потерпевшей.
— Сказал, — согласился Макс. — И еще вчера мы выяснили, что Нинон этой записки не писала. И что записки у меня нет, мы тоже выяснили еще вчера. Она пропала, так что подтвердить свои слова мне нечем. Вольфгер, прекрати выкать и изображать любезность и переходи сразу к делу.
Капитан хмыкнул и последовал совету Макса:
— Повтори, пожалуйста, что там было написано?
Макс нервно дернул плечом и отозвался:
— Просьба срочно приехать, потому что ей кажется, что ее хотят убить, и ей страшно.
— Макс, почему, получив записку, ты не усомнился, что она написана твоим подмастерьем, и сразу поехал к ней?
Судя по ухмылке моего мастера, он ни минуты не сомневался, что вервольф давно все понял. Но капитан смотрел серьезно и терпеливо ждал ответа, и я затаила дыхание, ожидая, что же ответит Макс.
— Потому что я люблю эту девушку. И ты увидел это еще вчера. Но если тебе так важно, для официальных документов скажу даже больше — я сделал ей предложение, на которое она пока не дала ответа. Да-да, Нинон, не красней — скрывать что-то от оборотня бессмысленно, все равно разнюхает.
Я покраснела еще сильнее и, чтобы отвлечься, стала перебирать карандаши, раскладывая их по степени твердости. Щеки горели, и уши тоже. Сама не ожидала, что эти слова, сказанные Максом вслух и постороннему человеку, так на меня подействуют.
Макс улыбнулся:
— Не переживай ты так, Нинон! Дальше Лейта эти сведения все равно не пойдут.
И с нажимом уточнил у капитана:
— Верно ведь?
Тот, наблюдавший за нами с выражением, подозрительно похожим на умиление, заверил, что никому и ничего, разве что в случае крайней необходимости. Я подозрительно пробуравила офицера взглядом. Вроде не издевается… Странно. Вот я бы на его месте померла бы от смеха!
Макс между тем вернулся к теме записки:
— В общем-то почерк был похож. Но не так чтоб слишком. Да и сама записка была какой-то мятой, в кляксах. Я не сказал бы со стопроцентной уверенностью, кто ее писал, но в любом случае поехал бы к Нинон. Потому что если это шутка — то это очень плохая шутка.
Лицо капитана стало непроницаемым. Совершенно. И по-моему, это был очень скверный признак.
Да что там — мне и самой случившееся не казалось шуткой.
А Макс, помолчав, заговорил. Но как-то медленно, осторожно подбирая слова. Так, будто бы сам был в них не уверен:
— Понимаешь, что меня еще тревожит… Я не собирался ехать на этот прием. И не поехал бы, если бы накануне посыльный не доставил мне записку якобы от мастера Нористера с просьбой быть. Его интересовали некоторые рабочие вопросы.
Он снова замолчал, сомневаясь, и капитан Лейт его поторопил:
