– Да, знаю.
– И ты можешь дать мне то, чего я желаю?
– Если ты поможешь сделать это, то будешь достойна любой награды. И не я, а боги дадут тебе ее.
Ур Маа вновь поднял цветок так, чтобы Асо могла полюбоваться им.
– Хорошо. Я сделаю то, что ты желаешь. Но и ты не забудь проследить, чтобы боги выполнили свое обещание. – Голос девушки звучал, пожалуй, излишне резко, но в нем несомненно чувствовалась сила человека, совершенно уверенного в себе.
Не глядя на верховного жреца Тота, она, будто завороженная, коснулась пальчиками цветка, погладила его лепестки и, будто обжегшись, быстро отдернула руку.
– Ступай, – приказала Асо.
Ур Маа поклонился и, не думая пенять на столь неучтивое обращение, спрятал диковинку и вышел из покоев невесты фараона.
Крепость, запирающая вторые пороги Нила, была жизненно важна Египту. Свирепым дикарям, устраивающим набеги из глубины материка, невозможно было обойти это место – болота и джунгли перекрывали всякую дорогу в глубь страны, и лишь здесь, по реке, можно было идти дальше. Если бы Ба-Ка стал фараоном, он бы и сам не преминул прислать сюда великое множество рабов, чтобы ускорить строительство столь важной цитадели. Но судьба уготовила ему иное, и день за днем неведомый раб, прозванный Безымянным, махал бронзовым кайлом, откалывая массивные глыбы от скальной породы, грузя их в деревянные клети, налегая на рукояти скрипучего ворота, поднимающего камень из глубокого карьера.
После того как рабочий день заканчивался, у него едва хватало сил жевать пресную, жесткую, как подошва сандалии, лепешку с кашицей из местных кореньев, запивая ее прокисшим вонючим пивом. Однако и эта трапеза случалась не всякий день. Сначала ему на спину навьючивали чан с горячим варевом, заставляли спускаться с ним вниз в карьер, за ним шел надсмотрщик и не слишком щедро шлепал зловонную похлебку в сложенные чашей лепешки в руках изнуренных рабов. Если после этого в котле что-то оставалось, остатки помоев доставались ему. Ну а если нет, он имел право слизывать расплесканное на ступенях варево. Если же еды хватало не всем, накопившаяся в рабах лютая ненависть по ночам побоями обрушивалась на Ба-Ка.
Ко всему этому главный надсмотрщик приноровился сдавать в аренду рабов для строительства храма. Ба-Ка не знал, какого храма, но, конечно, там, где живут люди, должен быть храм. По сути, его сейчас не слишком заботило, кому из богов он будет посвящен. Он четко усвоил другое: те, кого уводят на его строительство, не возвращаются. И еще: работу, прежде возложенную на них, придется делить между оставшимися.
Тем днем сорвавшаяся клеть размозжила ногу рабу-набатейцу. Тот был могуч, как буйвол, и отчего-то проникся к Ба-Ка симпатией. В первые дни своего пребывания на каменоломнях набатеец как мог поддерживал неумеху Безымянного, подкармливал и защищал от местных старожилов, норовящих выхватить из чужих рук хоть немного еды. Когда веревки, удерживающие клеть, вдруг лопнули и надзиратели крючьями потащили стонущего раба из карьера, Ба-Ка кинулся было на помощь, но силы оказались вновь неравны.
И вдруг как пелена упала с его глаз. Что он делает здесь? Как посмел смириться с такой позорной участью? Бежать, собрать войско и повести его на столицу! Не тратя ни единого лишнего дня! Он обвел взглядом убогие тростниковые хижины, служившие рабам убежищем от жары и непогоды. Несчастные обитатели лачуг, обретя свободу, могли стать хорошими воинами, во всяком случае не знающими жалости к тем, кто вчера распоряжался их жизнями. А раз так, значит, следует вооружить этот сброд. Для этого нужно самому разжиться каким-нибудь оружием и найти сторонников среди других рабов.
На время следовало забыть былые повадки. Рабы прекрасно ощущают, когда с ними пытаешься говорить как повелитель. Когда в руках у тебя кинжал или бич, они падают ниц, но стоит оказаться среди них безоружным, эти полулюди-полузвери разорвут тебя на части, упиваясь дикой местью. Конечно, проще всего было соорудить пращу. Но хорошим пращником за день не станешь. А как обучить этому нехитрому, однако требующему сноровки искусству тех, кто смотрит на тебя как на добычу, да еще и под носом у стражи?
Но все же день за днем, надрываясь на карьере, он старался найти тех, кому можно было бы довериться. Вскоре вокруг него образовалась небольшая «армия»: пять человек, трое из которых сражались прежде против войск его отца в Нубии. Еще один охотился на львов и хорошо умел управляться с копьем. Правда, какого-то внятного плана у Ба-Ка еще не было, но он верил в свою судьбу. Недавняя счастливая находка подтверждала эту уверенность.
Вытаскивая из карьера очередные трупы надорвавшихся рабов, один из надсмотрщиков случайно выронил кинжал и даже не заметил этого. Ба-Ка моментально положил сверху камень, чтобы скрыть драгоценную находку, а затем, когда стражники ушли, аккуратнейшим образом спрятал оружие в своей хижине. Теперь оставалось придумать, как выбраться наверх, не привлекая к себе пристального внимания стражи.
Одна идея у него имелась – под самый конец работы в новолуние подрезать трос подъемника. И пока стража будет ходить за новым канатом, спрятаться под клетью, приделав для этого специальные петли, а уж потом, когда его поднимут наверх… Нет, так тоже не выходит.
Но он так ясно видел себя свободным! В обдумывании подходящего плана Ба-Ка провел несколько дней. Решение все не приходило.
Раз за разом сын фараона глядел на отвесные стены карьера, словно хотел взглядом пробить ступени в камне. Нет, сколько ни смотри, тут не забраться.
Конечно, оставались еще двойные ворота в башне, запирающей выезд из каменоломни. Изредка они открывались, чтобы впустить запряженную волами повозку с бревнами для крепи, но бдительная стража решительно отгоняла копьями рабов от места выгрузки. Так что к повозке приблизиться не получится.
А в остальное время… Об этом Ба-Ка и думать не хотел: пытаться силой прорваться через запертые тяжелыми засовами ворота было абсолютным самоубийством. Они бы и добежать не успели: скучающая на боевой галерее стража на спор отстреливала бы их из луков и пращей, соревнуясь в меткости и потешаясь над безумцами. Нет, здесь нужна
