Факел в ночи

факелов. Тишину нарушал лишь шелест реки, бьющей о борта лодок. Хоть Авитас и попросил Надзирателя прийти одному, я ожидала, что тот приведет охрану. Вглядываясь в темноту, я проверила в ножнах меч и расслабила плечи. Деревянные корпуса лодок стучали друг о друга. Снаружи поставленные на якорь фрегаты, что привезли заключенных, отбрасывали на окна сарая длинные тени. Ветер беспощадно громыхал стеклами.

– Ты уверен, что он придет?

Северянин кивнул:

– Он очень заинтересован во встрече с вами, Сорокопут. Но…

– Сейчас, сейчас, лейтенант Харпер, вовсе не обязательно инструктировать нашего Сорокопута. Она не ребенок.

Надзиратель, длинный, худой и бледный, как обитающий в катакомбах паук-переросток, вышел из темноты дальнего конца сарая. Как долго он прятался там? Я заставила себя не схватиться за меч.

– У меня есть вопросы, Надзиратель.

Ты – червь. Извивающийся, ничтожный паразит. Я хотела, чтоб он слышал равнодушие в моем голосе. Я хотела, чтоб он видел, что он ниже меня по рангу. Он остановился в нескольких футах, сцепив руки за спиной.

– Чем могу служить?

– Есть ли у вас сбежавшие заключенные за прошедшие несколько недель? Были ли у вас какие-нибудь взломы или кражи?

– Нет по всем пунктам, Сорокопут.

Я внимательно следила за ним, но не увидела никаких признаков, что он лжет.

– Что насчет странной активности? Может, видели каких-нибудь охранников там, где их быть не должно? Неожиданные пленники не появлялись?

– Фрегаты все время привозят новых заключенных. – Надзиратель задумчиво постукивал длинными пальцами. – Вот недавно я занимался одним. Впрочем, неожиданных не было.

По коже пошли мурашки. Надзиратель говорил правду. И в то же время он что-то скрывал. Я чувствовала это. Рядом со мной Авитас переступил с ноги на ногу, как будто тоже что-то почувствовал.

– Кровавый Сорокопут, – обратился ко мне Надзиратель, – простите меня, но почему вы здесь, в Кауфе, ищете такие сведения? Я думал, что у вас довольно срочное дело по поимке Элиаса Витуриуса?

Я выпрямилась.

– Вы всегда задаете вопросы вышестоящему офицеру?

– Не обижайтесь. Я просто интересуюсь, может, что-то принесло сюда Элиаса Витуриуса.

Я заметила, как он наблюдает за моей реакцией, и приготовилась встретить любой его вопрос с каменным лицом.

– Ибо если вы пожелаете рассказать мне, почему заподозрили, что он здесь, тогда и я, возможно, смогу поделиться кое-чем… полезным.

Авитас посмотрел на меня. В его взгляде читалось предупреждение: игра началась.

– Например, – продолжил Надзиратель, – девушка, с которой он путешествует… кто она?

– Ее брат находится в вашей тюрьме. – Я показала, что сообщаю ему об этом добровольно, мол, ты поможешь мне, я помогу тебе. – Полагаю, что Витуриус пытается освободить его.

Глаза Надзирателя загорелись, что означало – я дала ему то, чего он хотел. На миг я почувствовала острый приступ вины. Если юноша находится в тюрьме, я во сто крат усложнила Элиасу его освобождение.

– Кто она для него, Кровавый Сорокопут? Какую власть она над ним имеет?

Я шагнула к старику, чтобы он по глазам видел правду.

– Я не знаю.

Ветер снаружи усилился. Его вздохи в ночи звучали жутко, как хрип смерти. Надзиратель поднял голову. Его глаза, лишенные ресниц, смотрели не моргая.

– Назовите ее имя, Элен Аквилла, и я расскажу вам кое-что стоящее.

Я обменялась взглядом с Авитасом. Он покачал головой. Я взялась за меч и поняла, что ладони взмокли и скользят по рукоятке. Пятикурсницей я разговаривала с Надзирателем не больше двух раз. Но всегда знала – все пятикурсники знали – он наблюдал за каждым шагом. Что он узнал обо мне за то время? Я была двенадцатилетним ребенком. Что он мог узнать обо мне?

– Лайя. – Мой голос звучал бесстрастно, но Надзиратель, вздернув подбородок, смерил меня оценивающим взглядом.

– Ревность и гнев, – резюмировал он. – И… собственничество? Связь. Что-то не поддающееся разуму, я думаю. Странно…

Связь. Потребность защищать его, которую я чувствовала после исцеления. Проклятье. Он понял все это по одному-единственному слову? Я обуздала эмоции и сделала лицо непроницаемым, не позволяя ему разгадать мои чувства. Тем не менее он улыбнулся.

– Ах, – промолвил он тихо. – Вижу, я прав. Спасибо, Кровавый Сорокопут. Вы мне многое открыли. Но сейчас я должен уйти. Не люблю надолго покидать тюрьму.

Как будто Кауф – это его невеста, по которой он тоскует.

– Ты обещал поделиться кое-чем полезным, старик, – напомнила я.