— Теперь не услышат.
— Прошу прощения за вопрос, а как вы предохранялись?
Теперь подавились граф с сыном.
— В смысле?
— Зельем, заклинанием или маленькой штучкой из аптеки?
Джонатан возвел глаза к потолку.
— Курс зелья. Раз в месяц.
— Дорого?
— Да. Шесть золотых за семь флакончиков.
А цены кусаются, хотя все же дешевле, чем алименты потом платить. Я повернулась к Идену.
— А ты? Делаешь кассу магам или аптекарям?
Иден покраснел и показал пальцами, что второе.
— Так, а теперь второй вопрос. Может ли зелье дать сбой?
— Шанс один к девяти. Но там надо, чтобы совпало несколько факторов, — граф развернулся ко мне и уставился глаза в глаза. — Ты на что намекаешь? Объясни наконец!
— Последний вопрос, и я поделюсь с вами своими мыслями. Родовые артефакты показывают только принадлежность крови к семье или могут точно указать родителя?
До графа дошло.
— Ты думаешь…
— Ты не поверишь, на какую подлость способна женщина, безумно желающая ребенка. А если этот ребенок еще и билет в богатую жизнь…
— Да о чем вы? — взвыл Эверо-младший.
— О том, в какой заднице вы с отцом окажетесь, если ты приврал насчет своей устойчивости к женским чарам. Поэтому советую сознаться, если ты польстился на прелести вашей фамильной грелки.
— Нет, не было ничего! Может, объясните наконец, с чего вы сидите с таким видом, как будто кто-то умер?!
— Джонатан, давай, исполняй родительский долг по воспитанию сына. Тебе слово, — я взяла чашку с чаем и приготовилась слушать полет мысли Эверо-старшего.
— Мы о том, что милая блондиночка решила урвать себе неплохой кусок. От меня она забеременеть не может. Она соблазняет тебя, ты не настолько поднаторел в вопросах контрацепции, поэтому она сможет зачать от тебя. Дальше она либо предъявит живот мне и потом с помощью родового артефакта подтвердит мое родство с ребенком, либо всерьез возьмется за тебя, но своего не упустит.
— А просто послать ее подальше?
Тут не сдержалась я.
— У вас не Средневековье. Суд, признание отцовства и алименты. Это в лучшем случае.
— Почему в лучшем? — поинтересовался Джонатан.
— Помнишь ее дедулю?
Графа передернуло.
— Как думаешь, он останется в стороне, когда узнает о положении своей внучки? Он вполне способен найти закон, которому лет триста, и заставить вас по суду его исполнить. Признать ребенка или, того хуже, жениться.
— Никакой суд не примет его доказательства. Это чушь!
— В моем мире целая страна имеет кучу тупых законов, которые действуют. Так что, Иден, держи штаны застегнутыми и держись от Марты подальше, — от души посоветовала я графчику.
А потом с надеждой обратилась к графу:
— Может, уволить ее?
Джонатан так на меня посмотрел…
— Лада, вот иногда ты говоришь умные вещи. Но иногда… За что я ее уволю? Да я гарантирую, что после увольнения она оденется, как ты, смоет макияж и с видом невинной овечки пойдет по газетам и обществам по защите прав женщин. Мол, мерзавец Эверо ее соблазнил, а когда нашел новую игрушку, — кивок в мою сторону, — уволил. А ведь эта работа — ее единственное средство к существованию, а у нее на иждивении больной дедушка. Знаешь, что со мной сделает пресса?
— Выступи с ответной речью, — пожав плечами, я вернулась к чаю. — У нас такое постоянно. Одна корчит из себя жертву, второй доказывает, что жертва — он, а она коварная соблазнительница.
— Лада, не будь наивной. Я старше и выше по статусу. Никто не поверит, что все было добровольно и инициатива исходила от нее. В глазах людей я буду мерзавцем, использовавшим свое положение, чтобы уложить бедняжку в койку.
— Моника Левински, дубль два.
