Кэссиди посмотрел туда же, куда и его собеседник.
– Ну, тысячи три галлонов каждая.
– И я не вижу гидрантов на улицах.
– Потому что у нас нет системы гидрантов.
– И что произойдет, когда вода в цистернах закончится? – спросил Соломон.
– Что произойдет? – повторил Кэссиди, придвигаясь ближе и багровея. – А то, что мы протянем шланги из домов и будем подавать воду ими. Черт возьми, да поставим цепочку людей с ведрами!
– У вас нет столько людей, – произнес Соломон, качая головой. – Но по крайней мере, вы злитесь. А это хорошо. Гнев почти столь же силен, как и страх.
Кэссиди открыл рот, но сказать так ничего и не успел.
– ПОЖАР! У НАС ПОЖАР!!! – завыли неподалеку.
Дым валил из просвета между домами чуть в стороне от главной улицы. Стоявшие в очереди у грузовика кинулись к нему. Все сразу. Беспорядочно. Соломон покачал головой. Первый дымок – и все прахом. Этот город обречен.
– Идите к своим участкам! – орал в мегафон Морган. – Идите к участкам! Оставьте это возгорание пожарным машинам!
Усиленный мегафоном голос перекрывал рев пожара и шипение струй из пожарных шлангов.
– Слушайте, если все будут кидаться на каждый огонь, мы потеряем город!
Цистерна тронулась, наставив брандспойт, покатила к дымящемуся дому. Люди заспешили к своим участкам, напуганные огнем, видевшие, что он сделал с Бобби Галлахером.
Страх.
Соломон ощущал его – будто потрескивание в сухом воздухе. Обонял сквозь вонь пота и дыма. Страх – это хорошо. Из страха люди способны на что угодно. Может быть, город и не обречен.
Новый порыв ветра принес из пустыни жар и тлеющие угли. Из дорожного указателя пошел пар. Старомодные ковбои на нем словно начали потеть по-настоящему. Огонь быстро приближался, но жар, точно огромный каток, накатывал раньше; иссушенный воздух больно было вдыхать. Соломон вспомнил запряженных в катафалк лошадей, встревоженных, отчаянно желающих убежать, но привязанных. Чувство такое же: убежал бы со всех ног, но непонятный долг связывает и гнетет. А пожар – будто часть его, кусок истории, за которой Соломон явился сюда.
Он шагнул вперед. Запятнанная красным земная корка хрустнула под ногами. Посмотрел в огонь. Жар уже казался твердым и плотным. Соломон часто дышал, втягивая раскаленный воздух, ощущая себя уже частью пожара. Языки пламени изгибались, вились, словно приготовившись ударить. Соломон сжался. Ветер бил в лицо, ревел в ушах, толкал, заставлял покачиваться.
Но огонь не прыгнул вперед. Он отступил, вздыбился, словно лошадь перед змеей.
Ветер переменился. Порыв его прилетел не из пустыни, а из-за спины. С гор.
– Вы слышите?! – крикнули позади.
Соломон обернулся и увидел медика, отвернувшегося от пожара, глядящего на город.
– Вы слышите?
Остальные бросили работу, посмотрели назад, втягивая ноздрями воздух, вдыхая прилетевший с ветром битумный запах креозотовых кустов. Живущие в пустыне научались распознавать его раньше, чем читать.
– Глядите! – закричали из толпы, указывая на вершины гор.
Над хребтом показался край серого, быстро набегающего облака.
– Дождь! Сюда идет дождь! Слава Господу, собирается дождь!
Соломон повернулся к огню и посмотрел на огромную арку дыма, похожую на сводчатую крышу исполинского собора. Огненное кольцо выплеснулось щупальцем, хлестнуло воздух над головой.
– Изыди! – сказал Соломон.
И упали первые капли дождя.
Огонь шипел, и шипел ливень, обваливаясь стеной, вымывая из воздуха жар и пепел. Сзади доносились радостные крики, молитвы, счастливые всхлипы.
Пламя съеживалось, исходило паром; капли, будто слезы, бежали по щекам Соломона, пропитывая одежду, охлаждая кожу. Его окружило множество людей. Некоторые еще сжимали ненужные уже инструменты. Соломона хлопало по плечам множество рук, поцеловала какая-то женщина. Все говорили наперебой, смеялись и глядели на Соломона, будто лично он вызвал дождь и спас город. Один предложил ему туфли, другой спросил, не нужно ли ему жилье, пока он в городе. Но Соломон хотел лишь одного. Он повернулся к мэру и сказал:
– Я хотел бы повидать Холли Коронадо.
V
