его потомство мертво. Род кончился. Имя Тио умрет вместе с ним.
– Жди здесь! – приказал он и толкнул высушенную солнцем бугристую дверь сарая.
Мучительно заскрипели старые петли.
Внутри было темно и душно, пахло маслом, разогретым металлом, пылью. Сквозь щели между досками, закрывавшими окна, просачивалось солнце. Тонкие полосы света падали на двоих, стоявших, обмякнув, на коленях посреди сарая. Разодранные джинсы и рубашки обоих были мокры от темной крови, кисти рук связаны вместе скалолазной веревкой, перекинутой через центральную балку под потолком; связанные руки задраны над бессильно повисшими головами, будто пленники безмолвно просили Бога о прощении, которое вряд ли могли бы получить. Словно ангелы из мрака, с увеличенных фотографий на стенах глядели две девушки, в чьих лицах отчетливо виделось сходство с Тио.
Тот снял очки, поморгал, привыкая к темноте, и двинулся вдоль стены, чтобы не приближаться к середине, к окровавленным людям. Над головой потрескивала жестяная крыша. От нее веяло таким жаром, что казалось, будто там, наверху, развели костер.
– Да, тепло тут, – заметил Тио в темноту и снял с полки пятигаллонную канистру. – Но я вам вот что скажу, – продолжил он, свинчивая крышку и направляясь к дальней стене, – в аду будет куда теплее.
Тио поставил канистру на пол, затем перевернул ее ногой.
Керосин растекся по утрамбованному земляному полу, отравляя воздух испарениями. От середины сарая донесся стон, судорожное дыхание перепуганного человека – хлюпающее, свистящее. Да, со сломанным носом и заклеенным скотчем ртом дышать непросто.
– Слышишь запах? – осведомился Тио, снимая вторую канистру и отвинчивая пробку.
Дыхание ускорилось. Пленник приподнял голову, посмотрел на Тио одним глазом. Другой заплыл. Второй пленник не двинулся. Возможно, умер. Если так, то ему повезло.
Шагнув вперед, Тио облил керосином первого, находившегося в сознании. Тот дернулся, сдавленно завопил – внутри острый край сломанного ребра впился в плоть. Тио плеснул еще, облил и второго, неподвижного. Первый вдыхал и выдыхал с лихорадочной скоростью, широко раскрыв оставшийся глаз, дергаясь, стараясь вырваться, несмотря на боль.
Тио опорожнил канистру, швырнул ее в пленников. Она ударила второго по голове. Несчастный заворчал, но не поднял головы. Тио улыбнулся. Значит, все-таки живой! Первый продолжал трепыхаться. Тио с удовольствием наблюдал за ним. Бедняга так старался освободиться! А ведь каждое движение должно причинять неимоверную боль – Тио уже изрядно поработал над пленными. Но сил хватило ненадолго. Первый посмотрел на Тио, втягивая и выбрызгивая кровь и слизь из разбитого носа, зная, что случится вскоре.
– Ты ведь Рауль, так? – спросил Тио.
Пленник кивнул.
– Рауль, ты знаешь, что случилось с Рамоном, после того как ты высадил его у летного поля? Ты знаешь, что произошло после того, как ты сунул Рамона в старый самолет и позвонил тому гребаному куску дерьма, который пообещал тебе деньги, шлюху или что-то там еще, чего тебе хотелось бы больше, чем жуткой мучительной смерти? Очень скорой смерти.
Мужчина яростно затряс головой. Из-под изоленты на губах вырвался жалобный звук.
– Что такое? Говоришь, ты его не продавал? Так это понимать?
Дыхание еще убыстрилось. Кивок.
– Уверен?
Тио вытащил коробок спичек, потряс им.
Рауля словно ударили током. Пленник снова затрепыхался, сдирая кожу с запястий. С крыши посыпалась пыль. Тио вынул из кармана телефон, ткнул в иконку, выбрал номер из списка. Рауль плакал, хлюпая и подвывая, – будто скулил щенок. Тио содрал с его рта ленту.
– Рауль, ты что-то хочешь сказать? Что-то мне сообщить?
Он отшвырнул окровавленный пластырь и вызвал выбранный номер.
Рауль сглотнул, замотал головой.
– Этонея, – выдохнул он. – Этонея.
Его распухший рот сплющивал слова в одно.
– Рауль, ты клянешься? – спросил Тио, увеличивая громкость динамика.
Телефон зазвонил. По сараю раскатилось дребезжащее эхо.
– Ты клянешься жизнью своей матери?
– Буэно? – спросил женский голос в трубке.
Услышав этот голос, Рауль завыл:
– Мама!!!
Но Тио оборвал звонок прежде, чем женщина могла бы услышать.
Рауль осел, всхлипывая, трясясь от страшной боли, раздавленный, сломленный. Тио спрятал телефон, достал спичку из коробка:
– Ты веришь в рай?
