отцу – в снег падать мягче.
И в-третьих, они не могли долго работать на малых оборотах – головки охлаждались, и мотор глох. Этого можно было избежать, постоянно подавая напряжение на калильные свечи, но ставить на вал генератор – это не только лишний вес, но и снижение мощности, которой и так не хватает. Брать же с собой в полет аккумулятор еще хуже – в девятнадцатом веке они были весьма массивными.
Вдоволь намучившись, я в конце концов повел себя как и полагается порядочному инженеру, то есть плюнул и заявил: «А и хрен с ним!» Не держит малые обороты? В полете придется иметь это в виду. Недодает мощности? Ничего, даже с такой статическая тяга получилась порядка семидесяти килограммов, как-нибудь хватит. Подумаешь, удлинится разбег! Тоже мне трагедия. Летное поле большое, километр на полтора, как-нибудь взлечу. Поэтому я волевым решением прекратил доводку двигателей, объявил их готовыми и приступил к сборке самих дельтапланов, благо материалы для них были давно заготовлены.
Если бы в двадцать первом веке меня спросили, сколько надо времени для изготовления дельтаплана, когда для него все есть, я ответил бы «две недели». И это было бы с запасом. Здесь я положил себе два месяца, и в конце концов еле-еле уложился в срок, причем вовсе не потому, что материалы оказались какими-то не теми или помощники – безрукими. Нет, главная причина состояла в том, что Алик Романов был очень популярной личностью. Он, блин, всем оказался нужен ну просто позарез! Даже матери, с которой я последнее время и виделся-то не каждый день. Так вот, она уже успела похвастаться велосипедом своей сестре, жене английского наследника престола, и та захотела себе аналогичное изделие. Услышав про такие дела, я натянул на физиономию самое почтительное выражение, какое только смог, и объяснил, что готов приступить к изготовлению в ближайшее же время. То есть сразу после того, как в Англии моя конструкция будет защищена патентом, ибо иначе ее мигом сопрут и начнут производить пиратские копии, что нанесет ущерб не только мне лично, но и России в целом. Но так как у меня на это нет ни денег, ни людей и до середины следующего года ничего не появится, то вы, маман, если хотите ускорить получение сестрой велосипеда, помогите мне в этом. Императрица окинула меня взглядом, в котором ясно читалось: «О боже, кого я только родила», – и сказала, что в ближайшее время пришлет ко мне человека, коему я должен буду все объяснить.
Следующим по мою душу явился Ники. Оказывается, он где-то раскопал недавно вышедшую статью Циолковского о проекте цельнометаллического дирижабля и даже успел узнать, что ее автор живет не только в нищете, но и в какой-то заднице в географическом смысле этого слова. И начал капать мне на мозг насчет того, что автора нужно вытащить как из бедности, так и из прочего, а также обратить внимание на его проект. Мне пришлось пообещать заняться, однако я помнил, что этот проект был хоть и неплохим, но, кроме того, неосуществимым. Циолковский замахнулся на объем аж в полмиллиона кубометров! То есть в два с лишним раза больше, чем у приснопамятного «Гинденбурга». Если вспомнить, сколько сейчас стоил алюминий, то нетрудно вычислить, что постройка такого дирижабля может обойтись дороже Транссиба. Но самого Циолковского, разумеется, поддержать не помешает, так что я зашел в секретариат, велел найти Константина Эдуардовича в Боровске, где он сейчас учительствовал, и пригласить в Гатчину.
– На каких условиях? – захотел уточнить средний секретарь Василий.
– По деньгам – в полтора раза больше, чем он получает там, плюс возможность приобретения дома в беспроцентную рассрочку. Заниматься ему придется расчетами конструкций летающих машин. Не исключено участие в постройке дирижабля, правда, не такого, какой он описал в своей статье, а гораздо скромнее по размерам. Но зато он, скорее всего, окажется летающим.
Про себя же я подумал, что если уж секретари в разумное время не справятся даже с этим, то я их разгоню, и пусть Ники говорит что хочет. Хотя младшего можно оставить, только не третьим секретарем, а старшим дворцовым кошатником. Два его кота меньше чем за полгода уменьшили поголовье мышей в Приорате почти до нуля и с тех пор поддерживали установленный порядок на должном уровне.
Однако это все были еще цветочки, ягодки же на меня вывалил царственный родитель, не поленившийся ради этого лично явиться в Приорат. Причем в сопровождении нормальной охраны, а не декоративного эскорта, как в прошлый раз.
– Решил еще разок поговорить с тобой о том, о чем мы начали в Крыму, – сообщил отец, опускаясь на жалобно скрипнувший стул. Я даже подумал, что на случай визитов родителя надо иметь в кабинете одно сидячее место попрочнее.
– Помнишь, насчет железной дороги на Дальний Восток? Так вот, если мы хотим вовремя получить деньги на строительство, то пора уже начинать что-то делать. У меня, конечно, советников и без тебя хватает, но и твое мнение тоже будет интересно.
Ага, подумал я. Так ты и рассказал тем советникам о главном препятствии в осуществлении задуманного. Посмотрел бы я, как император жалуется тому же, например, Николаю Христиановичу Бунге на то, что ему не разрешает обратиться за помощью к немцам жена! Подкаблучник ты, ваше величество, и более никто. Интересно, а мне-то он скажет прямо или попытается отделаться туманными намеками?
В общем, совсем уж прямо излагать ситуацию отец не стал. Он просто предложил мне поднять вопрос о развитии более тесных отношений с Германией в присутствии матери. То есть, если сказать прямо, поработать громоотводом.
Угу, подумал я, действительно довольно здравая мысль. Дело в том, что даже если между родителями моего тела и нет любви (и то не факт, вдруг она есть, а я просто ее не вижу), все равно они давно живут вместе и жена прекрасно знает, как наиболее эффективно проесть плешь мужу. А вот со мной у нее так просто не получится. Короткие нотации я вполне перенесу без малейшего вреда для организма, а в случае длинных всегда смогу сбежать в Приорат, на летное поле или даже на Невский завод к Титову. Уж в цех-то она за мной не полезет! Как я уже говорил, отношения с матерью у меня не сложились, но в этом была и положительная сторона. Я не очень опасался огорчить ее своим поведением. Ибо был уверен, что в большинстве случаев человек огорчает себя сам. А ведь нужно всего лишь твердо сказать себе волшебные слова: «Да начхать мне на все на это!» – и многие проблемы рассосутся сами собой. Жаль, что в отношении действительно близких людей этот прекрасный алгоритм не работает.
Так что я с пониманием воспринял поползновение отца. И даже отнесся к нему творчески.
