– Напиши. Но учти, что заочная любовь, по-моему, все-таки будет выглядеть не очень правдоподобно. Я же не Петрарка, в конце концов. Неужели тебе не хочется съездить в Германию?
Мне, честно говоря, не очень хотелось, в отличие от брата. Я там уже был. Правда, в двадцатом веке и в той ее части, которая тогда называлась ГДР, но все равно ведь это та же самая страна!
– Тебе может понадобиться пригласить в Россию какого-нибудь немецкого инженера или ученого, – продолжал Николай, – а я поеду тебя сопровождать. Тогда твой план будет реализовываться гораздо более правдоподобно.
А ведь он прав, подумалось мне. Пригласить в Россию того же Генриха Герца очень даже не помешает. Во-первых, в той истории он умер в тридцать шесть лет, подхватив какую-то экзотическую заразу, а у нас такое вряд ли получится. Во-вторых, ждать еще десять лет до изобретения радио Поповым мне не хотелось. Герцу достаточно будет задать пару-тройку наводящих вопросов, и он его придумает за год. И отец будет не против, если при разговоре ему вовремя подмигнуть. Денег даст на поездку и на охмурение Генриха. Значит, решено – едем.
Перед отъездом отец провел со мной небольшую беседу.
– А знаешь, – заметил он, – оно и всерьез могло бы оказаться неплохо. Правда, все равно ничего не выйдет – даже если согласится маман, чего не может быть, то Фридрих и тем более Виктория – никогда. Кайзер же совсем старый, долго ему не прожить. Но ты все же на всякий случай присмотрись там всерьез – а вдруг? Про Ники и думать нечего, но тебя как-то может и получиться женить на внучке кайзера.
Я чуть было не допустил промашку. Для меня было совершенно очевидно, что после смерти Вильгельма Первого его сын Фридрих Третий процарствует чуть больше трех месяцев! А потом помрет от рака горла. И, значит, его мнение, равно как и мнение жены, в расчет можно не принимать. Но вовремя сообразил, что отцу-то про это ничего не известно. Да, но ведь теперь понятно, как будет выглядеть первая удачная операция моей секретной службы! Рискуя жизнью, здоровьем и еще чем-нибудь этаким, ее агенты отважно раздобудут сведения о смертельной болезни наследника германского престола. И на блюдечке преподнесут их русскому императору. Вот под это дело и можно будет подвигнуть отца на массовое награждение, о котором упоминал начальник канцелярии и мой зам Рыбаков. Значит, придется брать с собой в Германию Михаила Рогачева, ибо больше, в сущности, и некого. Ну а насчет жениться – да наплевать. Во-первых, это действительно еще бабушка надвое сказала, причем очень даже надвое. А во-вторых, я уже был женат и смею вас уверить, что ничего в этом страшного нет.
Глава 17
Помните, как пела Пугачева? «Ох, какой же был скандал!» Вот именно такой и разразился в Гатчинском дворце перед самым Рождеством, на следующий день после нашего с братом приезда из Берлина. Разумеется, я знал, кто из нашей свиты настучал матери – в конце концов, Михаил во время визита занимался не только виртуальным сбором сведений о здоровье кронпринца. Если быть точным, то он узнал об этой стороне своих занятий, только когда наш поезд уже подъехал к Санкт-Петербургу, но, надо отдать ему должное, воспринял новость с пониманием.
Так вот, маман сначала устроила нам натуральную истерику, а потом мастерски симулировала обморок от переживаний, на чем первый акт упомянутого скандала был закончен. Отец тоже присутствовал, но молчал и только еле заметно усмехался в бороду. Я же, не дожидаясь, пока маман решит, что пора приходить в себя и запускать воспитательный процесс по второму кругу, сбежал в Приорат, а после разрешающего кивка отца моему примеру последовал и Ники.
Надо сказать, что мой план реализовался не совсем так, как предполагалось поначалу, – впрочем, это общее свойство всех сколько-нибудь продуманных планов. Так вот, первое время все шло без отклонений. Естественно, кронпринц дал в нашу честь торжественный ужин – как бы он ни относился к России, пренебречь этикетом было невозможно. Именно там мы впервые увидели всех трех внучек кайзера. Вообще-то их было целых четыре, но старшая давно вышла замуж и сейчас вообще в Берлине отсутствовала. Нам оно было без разницы, интерес представляли только оставшиеся три.
Старшая из них, Виктория, появилась на свет на год раньше Николая и в данный момент, кажется, успела с кем-то помолвиться. Впрочем, вот уж это нас с братом не очень интересовало. Пожалуй, ее даже можно было назвать если не красавицей, то довольно миловидной девушкой.
Средняя внучка старого кайзера, София, была на год младше меня и на миловидную явно не тянула. Впрочем, и дурнушкой ее назвать было нельзя. Это определение могло подойти только к самой младшей, тринадцатилетней Маргарите. Я, например, просто не мог воспринимать этого нескладного лопоухого ребенка как женщину, мне она больше напоминала мартышку, но Ники, кажется, подобными интеллигентскими комплексами не страдал и сразу начал демонстративно оказывать малявке знаки внимания. Она поначалу сильно смущалась, но ближе к концу приема освоилась и даже начала чем-то таким интересным делиться с Ники. Ее старшие сестры с трудом скрывали недоумение пополам с недовольством, а наши сопровождающие из МИДа вообще не могли понять, что происходит.
– Ну и как тебе моя любовь с первого взгляда? – поинтересовался Николай поздним вечером, когда мы остались одни в выделенных нам комнатах Городского дворца, являющегося резиденцией кайзера.
– Потрясающе! – не стал скрывать я. – Меня аж зависть берет. Но если не секрет – почему ты выбрал именно эту замухрышку?
– Да, конечно, сразу видно, что красавицей она никогда не станет, даже повзрослев, – задумчиво пояснил брат, – но зато Маргарита сможет стать хорошим человеком. Собственно говоря, она им уже стала. А старшие – как сейчас пустышки, так на всю жизнь ими и останутся.
Ого, подумалось мне. Братец-то, оказывается, не остался равнодушным к собственным возвышенным чувствам! Он – ну и дела! – ими проникся.
За следующие несколько дней я убедился, что Николай, может, и действительно что-то такое почувствовал. А может, и не совсем. Зато малявка, вне всяких сомнений, втрескалась в него по самые свои торчащие в разные стороны уши! Это было видно невооруженным глазом любому интересующемуся. В принципе, в этом не было ничего плохого, если бы не одно «но». Дело в том, что мать Маргариты, Виктория, была дочерью еще одной Виктории – английской королевы. Той самой, в честь которой была названа целая
