эпоха и которая через своих дочерей и внучек одарила гемофилией несколько царственных домов Европы. Та же Алиса Гессен-Дармштадтская, она же императрица Александра Федоровна, в другой истории родила больного наследника российского престола. Правда, ее матерью была другая дочь королевы Виктории. А эта, жена кронпринца Фридриха, гемофилию вроде не разносит. Во всяком случае, и Вилли, будущий Вильгельм Второй, и его брат Генрих ею не болеют. Да и насчет потомства сестер Вилли я ничего такого припомнить не смог. Но все же мне стало как-то не по себе – а вдруг? Мало ли, окажется потом в наследниках российского трона точно такой же больной гемофилией цесаревич Алексей, что и в другой истории. С Алисой Гессенской Николай познакомился еще в восемьдесят четвертом году, но никакого интереса она у него не вызвала. Все-таки благодаря моему влиянию он сильно отличался от себя же в ином варианте своей судьбы. Но вдруг, если здесь он в конце концов женится на Маргарите, она тоже родит ему гемофилика?
Однако впадать в панику было еще рано, и я занялся тем, ради чего, собственно, и приехал в Германию, то есть охмурением Генриха Герца. Хорошо хоть для этого не пришлось тащиться на другой конец Германии, в Карлсруэ, – письмо и деньги на дорогу были посланы заранее, и Герц к моменту нашего визита уже ждал меня в Берлине. Я объяснил, что желаю развернуть широкие исследования возможности дистанционной передачи электроэнергии без проводов. Герц заметил, что это вряд ли возможно, но я его успокоил – мол, понимаю, что быстрых результатов не будет, но хочу начать предварительные исследования уже сейчас. В общем, на обработку Герца в нужном ключе у меня ушло два вечера, а результат получился уж всяко лучше, чем у ксендзов с Адамом Козлевичем. Охмуряемый обещал закончить свои дела в Германии и не позднее чем через полгода приехать в Россию.
– Жалко матушку, – заметил мне Николай, когда мы немного отдышались после пробежки до Приората и сели пить чай в его кабинете.
– Да, – согласился я, – действительно, она так старалась, падая в обморок, а поверил в естественность оного события один ты, хотя делала-то она это в основном для отца.
– Так ты считаешь, что это она не по-настоящему? Да, мне тоже что-то такое показалось.
– Разумеется! Когда теряют сознание, перед этим обычно не выбирают место, куда будет удобнее упасть. Но мы, не поверив в разыгранное перед нами представление, совершили благое дело. Больше маман в обмороки падать не будет – убедилась, что это бесполезно. А то ведь могла бы потом еще разок-другой упасть, да не так удачно, как сегодня. Опасно это при регулярном повторении, можно все-таки ненароком стукнуться затылком обо что-нибудь твердое.
– И что ты за человек такой, – вздохнул брат, – нет у тебя ничего святого.
– Еще как есть! Я просто его умело прячу, а не выставляю на всеобщее обозрение. Ладно, пошли лучше в мастерскую. Там в углу стоит недоделанная тележка для дельтаплана, у нее крепление к балке получилось неудачным. Установим на нее тот мотор, что все равно недодает мощности, только сначала вставим прокладки под головки для уменьшения степени сжатия.
– Куда она полетит без крыла сверху?
– Никуда, зато поедет. Это будут аэросани. Вон снега сколько навалило, на велосипеде уже не поездишь до весны.
– Эти твои аэросани будут всего одни?
– Да, на вторые у нас нет ни тележки, ни двигателя. Только почему они мои? От Гатчинского дворца до Приората и пешком дойти нетрудно. А вот ты до летного поля будешь ездить на этих санях как белый человек.
– Надо же, никогда не подозревал в тебе альтруизма.
– И правильно делал – какой же это альтруизм? Я просто подлизываюсь к цесаревичу, неужели не заметно?
С утра скандал продолжился, но уже как-то вяло, без огонька. Я даже настолько расслабился, что пару раз зевнул, чем заслужил возмущенный взгляд маман. Зато Ники ничего такого себе не позволял. Он слушал императрицу очень внимательно и даже, кажется, пытался осмыслить услышанное. Вот ведь делать человеку больше нечего, право слово!
Наконец отцу надоел этот цирк, и он рявкнул:
– Все, хватит! Ники, Алик, бегом в мой кабинет, там с вами говорить буду. Минни (это он уже императрице), я им все по-мужски объясню, у меня быстро поймут.
И показал здоровенный кулак.
Маман, хоть она и вряд ли целиком поверила мужу, на всякий случай приоткрыла рот и ахнула. Мы с братом развернулись на месте и исчезли.
Отец подошел к кабинету примерно через минуту, запустил нас туда, зашел сам, прикрыл за собой дверь и сказал:
– Вот там чай стоит, правда, холодный. Рядом в газете – хлеб и буженина. Поешьте, вам же вместо завтрака одни нотации достались. Посидите тут с полчасика, а потом аккуратно через черный ход выйдете. И чтоб вас до вечера во дворце не было! В отряде, я знаю, Ники поесть дадут, не помрет с голоду. А у тебя, Алик, с этим как?
– Нормально, там есть повариха с поваренком, иногда готовят потихоньку на всю ораву. Без особых разносолов, конечно, но мне они и не нужны. Кстати, отец, раз уж мы здесь, можно показать вам одну бумагу?
– Давай, что уж с тобой сделаешь.
Я достал из внутреннего кармана свернутый вчетверо листок, развернул его и положил перед императором.
– Что это?
– Перспективный план застройки окрестностей Приоратского дворца. Зеленым цветом обозначены деревянные строения, материал для которых уже закупается, а по весне начнется быстрая стройка. Красным пунктиром – каменные здания, под них пока только оставлены места, а когда начнется стройка, я не знаю.
– Хорошо, а теперь объясни мне, что тут у тебя где и зачем.
