Я не разглядела в нем особой красоты, хотя лагерные шлюхи сходили по нему с ума. Скорее что-то демоническое или звериное: вон как передвигается – быстро и бесшумно. Пока я размышляла, его уже и след простыл. Я подошла чуть ближе и заглянула за шатер. Там стоял бард, всхлипывая и прижимая к груди лиру. Нелепый петух в желтых панталонах – в лагере он выглядел еще более чужим, чем я. Но жалости почему-то не вызывал. Лирист, хе-хе.
Я вновь обогнула шатер и направилась к столу, который стоял с другого края. Не стоило забывать, зачем я здесь – за платой. На выдаче сегодня сидели два незнакомых мне солдата, исполнявших роль казначеев. Легионеры явно скучали. Один, что постарше, чистил гравировку на парадной кирасе и, кажется, до ужаса гордился своим офицерским чином.
– Эм… привет, – сказала я, помахав рукой. – Я Лис. Снабженец, третий отряд под командованием Генада.
Со вздохом офицер в кирасе начал листать огромный том, содержащий данные обо всех легионерах Розы, в том числе и о моем отряде.
– Лис сдох, – лениво проговорил он, тыча грязным ногтем в какую-то строчку. – О смерти сообщил кто-то из сослуживцев еще два дня тому назад.
Ну вот и дожили. Наверняка, это вредный старик, который поучал меня на поле. Мечта, мечта… А на деле попросту доносчик.
На войне такая вот шуточная запись о смерти может сильно осложнить жизнь. У меня, конечно, как и у всех бойцов легиона, была при себе грамота от отрядного капитана, подтверждающая мою личность, но воровство грамот у мертвецов тоже было делом обыденным. Получить деньги за себя и мертвого соседа было бы отличным заработком, не назначь генералы за подобный обман строгого наказания. Тем, кого ловили с чужой грамотой, полагалась веревка на шею. Если бы я пришла к шатру в первый же день, кто- нибудь из отряда подтвердил бы, что я – Лис, и вполне себе живой, но сейчас надежды было мало. Все зависело от того, в хорошем ли расположении духа офицеры на выдаче.
В ход пошли бумаги: пришлось достать грамоту и положить на стол.
– Мало ли – бумажка, – лениво протянул офицер. Сбывались мои худшие опасения. – Мне с твоей бумажкой знаешь куда сходить?
– Меня не любят в отряде, – доверительно сообщила я, – все равно ведь правда. – Наверно, решили подшутить над новичком, вот и записали в трупы.
– А за что тебя любить, сладкоголосый? Голос как у девки, фигура как у девки, еще и в снабженцах, где одни старики да калеки.
Второй офицер примирительно вскинул ладони, – видимо, очень не хотел ни ссор, ни потасовок. Он лениво поднес мою боевую грамоту почти к носу, изучил бумагу и сунул мне обратно в руки.
– Плевать. Пиши, что живой. Нынче снабженцам платят только четыре олла. Нам не жалко, забирай свою мелочевку, пацан, и проваливай.
Темнело. Но лагерь в этой темноте просыпался, как громадный старый пес: кряхтя и почесываясь. Солдаты устраивались у костра с бутылочкой и сладко коротали часы перед сном за игрой или пустой болтовней. А вот мне идти было некуда. После «шутки» про мою смерть проводить вечер с отрядом мне расхотелось. Ребята ведь не просто так поступили, это было прямое заявление о том, как они ко мне относятся. В легионе я хорошо научилась отличать дружеские шутки от неприкрытой издевки.
Я решила, что разумнее будет идти к костру Ферроса, последнему прибежищу отщепенцев вроде меня. Я уже не раз ночевала у его костра, хотя и не любила проводить время с вечно похваляющимся дураком Ферросом, капитаном отряда и неплохим мечником. Как и все офицеры, он мог иметь свой шатер и костер. Но в отличие от соседних офицерских костров, народу у него всегда было мало. Люди тянутся туда, где интересно или играют на большие деньги. Феррос же только и делал, что рассказывал о себе, и его истории то и дело повторялись, обрастая новыми и невероятными подробностями. Зачастую капитан напивался, краснел, гневливо поливал своих врагов грязью, потрясая «дедовым» мечом. Такое зрелище совсем не радовало глаз и требовало сильной выдержки. Ну или отсутствия выбора, как в моем случае.
Я шла к костру Ферроса, на ходу поправляя шлем. Никогда не забывать про шлем – это мое правило номер один. Да, в нем было жарко и душно, особенно в летнюю пору, и слышимость хуже, а чтобы увидеть что-то сбоку, приходилось поворачивать голову. Но то была лишь малая жертва за мое право оставаться в легионе неузнанной и нераскрытой.
Около костра собралась едва ли дюжина вояк всех мастей, таких же неприкаянных душ, как я. Феррос вещал что-то невнятное, и легионеры, не замечая его болтовни, были заняты своими беседами. Я тихо присела с краю, протянув ладони к огню, и, к счастью, никто не обратил на меня внимания. Вход здесь был свободный. Сиди и грейся, только не воруй чужую еду и пойло.
– Эй, Фер. Что там за парень в шлеме? Ты че шлем не снял, дубина? Ты кто такой? – Какой-то мужик с вислыми усами больно ткнул меня в бок пустой бутылкой. Теперь жди беды. Однако Феррос разозлился не на меня, а на вислоусого за то, что тот прервал его вдохновенный рассказ.
– Это Лис. В шлеме, потому что вся морда в чертовке. Его-то я знаю, а вот кто ты такой – понятия не имею! И какой я тебе Фер? Я капитан Феррос…
К перепалке Ферроса и вислых усов подключились еще несколько легионеров, а я почувствовала себя странно польщенной. Надо же, капитан удосужился запомнить не только мое имя, но и легенду, из-за которой я не снимала шлема. Никто не знал, что болезнь чертовка была придуманной, но эта история позволяла мне скрывать лицо.
Шлем был необычным. Такого я не видела больше ни у кого во всем легионе – стального цвета, отшлифованный до ровного матового блеска; в почти вертикальных изогнутых прорезях были видны только мои глаза, а нижняя часть не закрывала подбородок. Шлем был округлым сзади и закрывал шею, а спереди сужался к подбородку, словно клюв птицы или морда зверя. По бокам, чуть выше висков, создатель шлема припаял два стальных пера, которые, видимо, должны были походить на крылья или что-то вроде этого, но на деле торчали, как уши. Впервые увидев себя в этом шлеме, я даже не знала, плакать мне или смеяться.
Помню, когда я только пришла в легион и явилась к багряному шатру, чтобы записаться в отряд снабженцев, командир спросил мое имя. И я застыла. Меня охватил ужас. К своему прошлому имени я испытывала такое отвращение, что не смогла бы произнести его даже под пыткой. К тому же оно было женским, а я пришла поступать в легион, выдавая себя за юношу. Но придумать мужское имя у меня не хватило смекалки. Вот я и стояла как идиотка, ловя ртом воздух, пока капитан не гаркнул: «Да запишите этого дурака Лисом – в честь горшка, что у него на голове». Так я обрела имя и не стала его менять – лисам ведь приписывают хитрость и скорость. Мне хотелось, чтобы новое имя