– Почему вы выразили друг другу почтение жестом легионеров? – Я все еще злилась на Атоса из-за того, что он сбежал из легиона тайком. Но как всегда любопытство было сильнее любой обиды.
– Этот знак придумали не в легионах, – сказал Атос, снимая с огня уже пустой котелок. – Это древний символ Братства, в которое входят люди, объединенные одной тайной. Что-то вроде клятвы. Легионеры просто украли жест из истории, переиначив его. Так всегда и бывает.
#Бусина девятая
Для многих людей горы – это безлюдный мир, где гуляют ветры и дикие бараны. Мир яркого, ослепительного солнца и абсолютной тишины. Я была воспитана именно на таких представлениях, поэтому очень удивилась, узнав, что и в горах есть жизнь.
За те дни, что мы проходили перешеек, мы видели деревеньки, разбросанные тут и там – в ущельях, на плато и даже с домишками, прикрепленными к отвесным скалам.
Местные жители – загорелые мужчины и женщины, все, как на подбор, жилистые и напоминающие вытянутыми лицами лошадей. Крепкие старики и старухи, чумазые детишки, пальцами указывающие на меч Атоса. Воины были здесь в диковинку, но нас не гнали, словно уродов, а наоборот – привечали. Мы стали для горцев чем-то вроде почтовых голубей – с нами передавали новости от деревни к деревне, расспрашивали о том, что происходит в мире внизу.
В горных тружениках было гораздо больше энергии, чем в крестьянах на равнинах. Они чаще смеялись, обнажая белые крепкие зубы – и сеть морщинок от яркого солнца разбегалась от уголков глаз. Это были люди, не знавшие ужасов войн.
У них были свои обряды приветствия гостей, и их хлебосольность поражала меня. На стол выставлялись окорока, копченые в дыму, баранье жаркое, салаты из редиса и репья (кто бы мог подумать). Вино из горного винограда и хмельные кваски. Чистейшая родниковая вода и хлеб из житицы. Об этом странном злаке я узнала от Атоса.
Своих лошадей мы продали еще в первой деревне. Дороги тут были слишком крутые для них. Местные жители бодро покоряли вершины на мулах, но такой вариант гордый Атос даже не рассматривал. Так что, расставшись с моей Калио и жеребцом Атоса, мы продолжили путь пешком.
На одном из взгорий мы проходили прекрасное поле, по которому волнами пробегал ветер. Упругие растения с крепким стеблем и множеством красных мелких соцветий, идущих от основания до верхушки, заполняли все поля сколько глаз хватало.
– Не думала, что горцы и цветы выращивают, – произнесла я. Нежные красные лепестки развернулись к солнцу, словно следили за ним. Подобные цветы хорошо смотрелись бы даже в букетах.
– Это не цветы. Смотри. – Атос наклонился и сорвал что-то. Он протянул ладонь, и на ней я увидела почти круглое и приплюснутое зерно, довольно крупное, с боб величиной. Посередине странного зерна шла неглубокая выемка. – Это житица, горный хлеб. Культура, которая цветет и плодоносит одновременно и круглогодично. Правда, лишь на определенной высоте. Поэтому внизу ее не выращивают. Иначе крестьяне могли бы кормить все Королевство.
Я взяла зерно в руку. Оно было упругим, приятного желтого цвета:
– Житица… Знаешь, похоже на кофейное зерно.
– Ты знаешь, что такое кофе? – Гардио, отставший на прошлом склоне, наконец, догнал нас.
– Да, я даже пила его в замке.
– В замке? Ты жила в замке?
– Да, и играла на клавесине, – добавил Атос. – А теперь, если позволите дамы и господа, пойдем дальше.
Так состоялось мое странное знакомство с житицей. Именно тогда я впервые задумалась, как легко странный чудак Гардио вошел в наш, как мне казалось, прочный союз. Он не нарушал идиллию, а только придавал ей своего рода пикантность, периодически подначивая то меня, то Атоса. Он был старше, но никогда этого не показывал. Богаче, но молчал об этом. Единственное, чем он гордился, было рыцарство – и это единственное, в чем Гардио был фальшив от и до. Он не был посвященным рыцарем, не был храмовником, однако чтил кодексы чести и постоянно твердил о них с видом человека, имеющего на это полное право. И если я пыталась подловить его на лжи, Атос резко обрывал меня – тайны Гардио решено было не трогать, и мне пришлось смириться.
Несмотря на наши обоюдные недомолвки и его презрение к моей женственности (или, вернее, к ее отсутствию), мне было жаль расставаться с новым товарищем. Я знала, что наше совместное путешествие почти завершено. Впереди была лишь пара деревень, а за ними – дорога по другую сторону гор Хаурака – неизведанный север. Там меня ждала башня. Но это почти не занимало мои мысли. Кто знал, может, Атос просто соврал о том, что видел этот сказочный лес с лисами. Мы больше не говорили о башне, просто шли к ней, наслаждаясь дорогой.
В новой деревне, предпоследней по подсчетам Атоса, мы обнаружили на центральной улице очень неприятную картину. Похоже, собирались кого-то вешать. Самосуд был обыденностью для горцев, так как в деревнях не было никаких стражников или законотворцев. Здесь любое преступление рассматривал староста и собрание поселян. Нечто вроде суда происходило и сейчас. Поэтому принять нас на постой не могли до тех пор, пока процесс и казнь не будут свершены.
Бледный мужчина преклонных лет с сальными волосами и бегающими глазами стоял на деревянных мостках под крупной липой. Вокруг, кажется, собралось все население деревни. Другой мужчина, на мой взгляд, мало отличавшийся от преступника, зачитывал приговор. Как выяснилось, муж заподозрил жену в измене и убил ее «кяткой». Орудие убийства находилось тут же. Странный железный инструмент с затупленными когтями – напоминавший по форме лапу животного с растопыренными пальцами. От Атоса я уже знала, что такие кятки используют при сборе житицы – им «прочесывают» растение снизу вверх, собирая зерна. Я даже представить себе не могла, как долго надо было бить человека таким «оружием», чтобы лишить его жизни.
Обвиняемый не отпирался, он просто молил своих земляков о снисхождении. К тому же, по его словам, неверность жены была мнимой, и худшим наказанием для него стали муки совести.
