Одним из его любимых занятий было фехтование. Он потребовал в приказном тоне, чтобы я всегда составляла ему компанию. Вскоре даже наш учитель, жуткий женоненавистник, вынужден был признать, что у меня есть талант. Науки давались мне с трудом, а обучение женским «предметам», вроде вышивки и пения, и того хуже. Но фехтование завладело моим сердцем. Я воспринимала это как своеобразный танец, и на тренировках могла невзначай коснуться руки моего Принца.
Родители с неодобрением смотрели на столь мужественное увлечение, зато старый лорд был в восторге от наших показательных выступлений и все твердил о наследственности, проявившейся в детях. Мать сложила мечты о моем браке в сундук и готовилась, лишь мне сравняется двадцать пять, отдать меня в монахини Сефирь.
Я же вижу, как тебе скучно слушать историю о влюбленной девице и прекрасном аристократе. Глупо и банально. Погоди еще немного, и я добавлю в историю перца.
У Принца, как и у каждого наследника замка, было что-то вроде кружка почитателей. Мальчишки, сыновья таких же дворовых, как мой отец: мастеровых, работников с конюшни, с псарни. Кучка довольно бестолковых, но в целом неплохих ребят, которые по слову своего юного лорда готовы были шагнуть и в огонь и в воду. Меня они сторонились, словно на этот счет у них было особое распоряжение, но явно недолюбливали, умирая от ревности к нашему самопровозглашенному полубогу.
Как я уже говорила, все мои попытки догнать Принца в обучении заканчивались провалом. Во мне бурлили необоснованная гордыня и обида. Я совсем забыла о своем положении в обществе, и мне уже казалось, что единственное, что между нами стоит, это моя глупость и неспособность сравняться с Принцем хоть в чем- то.
Возможно, тебе известна пословица с Симма: «Каждая птица сидит на своем суку». Сейчас ее произносят именно так, и считается, что в ней скрыт смысл – помни и соблюдай свое место и положение в обществе. В старых книгах она записана несколько иначе: «На чужом суку птицу могут съесть». Смысл был тот же – но четче и яснее.
Осталось совсем немного, потерпи. Мы праздновали двадцатидвухлетие Принца, и по этому поводу был устроен прекрасный бал. Я же готовила лучший подарок из всех, что могла придумать. Днем, до начала торжества, я пригласила Принца в бальный зал. На мне было мое лучшее новенькое платье из зеленого льна. Не самый изысканный материал, но, украшенный органзой и шелком, он представлял собой очень милый провинциальный туалет.
Я гордилась этим платьем, гордилась своими кудрями, забранными в высокую прическу, гордилась своим Принцем. Это должен был быть самый счастливый день в моей жизни.
Я пригласила Принца составить мне пару в небольшом поединке на шпагах. Мы частенько устраивали подобные соревнования. Мой принц пошутил, что в платье мне будет сложно, но я настаивала. И со смехом и шутками мы начали наше сражение.
Я все еще помню, как наши тени скользили по зеркальному паркету и как мы весело смеялись. Я долго готовилась к этому поединку. Тайком тренировалась, становилась выносливее и точнее била в цель. Моим подарком Принцу должна была стать моя победа. Ведь я все еще была больна идеей, что, лишь сравнившись с Принцем, превзойдя его в чем-то, – я смогу стать рядом с ним… как равная.
Шпага вылетела из его пальцев. Я все еще смеялась, указывая кончиком своего оружия на его беззащитную шею. Только вот я не заметила, что мой Принц уже не смеется. Он побледнел, и руки его тряслись. Когда я поняла, что он в ярости, и начала просить прощения, было уже поздно. Я не догадывалась, какое оскорбление я нанесла моему юному господину. В поединке на мечах у него выиграла девушка: стесненная неудобным платьем и туфлями для бала, младше его и настолько ниже по положению в обществе, что это не умещалось в его голове. Я, та, кто была всегда и во всем хуже, посмела превзойти своего лорда на один короткий миг. И ему этого хватило с лихвой.
Пока я на коленях хватала его за полы камзола и вымаливала прощение, он позвал своих друзей. Помнишь, я рассказывала о «его мальчиках»? Простые парни, которые всегда слушаются приказов. И этот раз не стал исключением. Они пришли в бальный зал и наглухо закрыли двери, а потом по указу своего юного лорда изнасиловали меня.
Все пятеро. Кто-то, кажется, даже не по одному разу. Я, если честно, плохо помню подробности. Мой разум не мог осмыслить происходящее, поэтому сосредоточился на зеленом платье, подарке моей матери, который нещадно рвала в клочья эта свора молодых щенков. Треск ткани я воспринимала как стон, я умоляла их прекратить рвать платье, но они лишь смеялись. Их забавляло, что я волнуюсь о платье, а не о происходящем.
Ужаснее всего была не боль, хотя и ее было немало. Не унижение от грубых рук и резких движений. Ужаснее всего было то, что Принц все это время стоял рядом и смотрел мне в глаза. Он говорил, какая я низкородная тварь, и что он из доброты всегда помогает беспомощным животным. Но я подвела его, и больше была недостойна милостей, а только такого вот обращения.
Он говорил много. Я теряла сознание и приходила в него снова. Стоило мне очнуться в кошмаре, мой Принц шептал мне на ухо, что мог бы присоединиться к своим мальчикам, но это было бы слишком большой честью для меня. Я недостойна, вновь и вновь повторял он, я просто грязь под его ногами.
Не знаю, как долго это длилось, но после изнасилования меня отнесли в комнату под лестницей, заброшенную кладовую. Я умирала там три дня, и за это время никто не пришел ко мне. Я истекала кровью, не ела, не пила и не могла даже плакать. В ушах стоял нескончаемый треск рвущейся ткани. Маленькая девочка из замка поборолась за свою жизнь ровно три дня, а потом умерла.
Как-то ты спросил мое девичье имя, но его просто нет, ведь то измученное и несчастное существо давно покоится в могиле. Из каморки за водой на третий день вышел кто-то другой. Меня сторонились и со мной не разговаривали. Все люди в замке в одночасье отвернулись от меня. Я стала неприкасаемой. Именно поэтому никто меня не навестил, хотя все – от кучера до посудомойки – знали, что случилось в день праздника в бальном зале.
