назад, мы с моими спутниками поднимались очень высоко, казалось, до облаков можно дотянуться рукой. Янтарный перешеек воистину был самой низкой точкой перехода – больше похожий на скалистую дорогу, нежели на горную тропу.
– Слэйто, по моим расчетам, уже должно было стемнеть. – Я обеспокоено следила за тучами, которые, словно насмехаясь надо мной, ползли по небу.
– В каждом Уделе своя погода, свой час дня, даже свой день недели, полагаю. Это место вырвано из прочего мира – в нем время застывает. Ты разве не знала?
«Ну, разумеется, не знала, господин Всезнайка», – выругалась я мысленно. Но вслух сказала:
– И как прикажешь нам останавливаться на ночлег, если тут нет ночи?
– Закрывать глаза и притворяться, что ночь есть.
Так нам и пришлось поступить. Кошон играла в молчанку после нашей ссоры, более того, ее обида перекинулась и на Аэле. Как та ни пыталась разговорить крестьянскую девочку, Кошон отвечала односложно и старалась отойти. Даже чары Аэле не действовали, почти что магия.
Пока мы со Слэйто устанавливали навес для отдыха и обсуждали, в какой очередности будем дежурить, Кошон отошла к дальней скале и задумчиво что-то на ней рассматривала. А затем мы услышали крик девочки.
Я первая метнулась к ней, выхватив из ножен корундовый меч. Девочка кричала так, словно сам Поглощающий подкрался к нашему лагерю. Мне пришлось довольно грубо схватить ее и отшвырнуть назад, чтобы закрыть от возможной угрозы. Однако передо мной никого не было – лишь замшелые валуны. Я почувствовала, что у меня за спиной оказался Слэйто, – довольно шустро для такого нескладного парня. Кошон, споткнувшись, упала своим тощим задом на камни и, указывая пальцем на что-то на скале, шептала:
– Оно… это… это…
Мне пришлось напрячь зрение, но, когда я поняла, на что указывает девочка, холодный пот выступил у меня на спине. По скале полз комок черной слизи, постоянно меняющий форму. Размером с кулак человека, он мог показаться маленьким, забавным и смешным, если бы не лица. Внутри этого сгустка слизи были словно заключены маленькие люди, пытавшиеся вырваться из черного плена. То тут, то там на поверхности выступали обезображенные безмолвным криком лица. Они натягивали пленку и погружались внутрь сгустка при каждом движении, словно перекатывающиеся под кожей мышцы. Они исчезали в одном месте огромного слизня, только чтобы через миг возникнуть в другом. Зрелище вызывало омерзение. Тварь ползла по скале подобно большой улитке, оставляя на камне влажноватый черный след.
– Отлично! Это же великолепно, – хлопнул себя по коленям Слэйто, словно собирался пуститься в пляс от радости.
Я недоуменно уставилась на него. Ничего «великолепного» в этой жуткой твари не было.
Аэле подошла к нам и тоже разглядывала магическую сущность. Ком слизи не проявлял никакой агрессии и словно не замечал нас.
– Может, объяснишь? – попросила я.
– Все гораздо лучше, чем я смел надеяться. Это крикун, так этих слизней называют. В Уделе есть крикуны, а значит, худшее, что нас ждет впереди, – это безумное чудовище.
Теперь на Слэйто смотрели уже мы все втроем.
– Серьезно? Это, по-твоему, хорошие новости, дорогой? – спросила Аэле, качая кудрявой головой.
– Ч-чудовище, – прошептала Кошон.
– Я чувствую себя учителем в лицее по изучению Уделов, – вздохнул Слэйто. – Да, безумное чудовище – это лучшее, на что мы могли рассчитывать. Считайте, что у Поглощающих есть… срок годности. Он истекает, и Высший маг превращается в обезумевшего монстра. Но в этом виде он гораздо более уязвим. Поверьте, расчетливый и спокойно выдумывающий способы убийства волшебник гораздо опаснее дикой твари, которая действует, подчиняясь инстинктам.
Я не могла не согласиться с ним. Если только чудовище и впрямь было безумным, а не обладало звериной мощью и сознанием Поглощающего.
– А как это, – я брезгливо ткнула мечом в сторону крикуна, который продолжал свой путь по скале, – подсказало тебе, что у Поглощающего вышел срок?
– Крикуны – они как капли. Словно брызги тьмы, отделившиеся от чудовища. Поглощающий в обычном состоянии внешне похож на обычного человека, он крикунов не выделяет. Такие капли – символ его вырождения. Эта вот забралась довольно далеко. Те, что больше размером, – опасны, но этот малыш принес нам добрую весть, предлагаю его не трогать.
Однако Кошон не слушала Слэйто: пока тот отвечал на мой вопрос, девчонка успела вооружиться палкой и с размаху ткнула ею в крикуна, пропоров слизневое тело. Существо пронзительно взвизгнуло от боли и повисло на конце палки. Размахнувшись, Кошон отбросила крикуна вместе с палкой, и тот исчез за скальным выступом.
– Зря ты это сделала, – раздраженно произнес Слэйто. – Поглощающий чувствует каждого крикуна как часть себя. Сейчас ему было больно, и он узнал, что в Уделе есть кто- то, кто заставил его испытать эту боль. Лучше его не дразнить, пока мы не будем готовы принять бой.
Но Кошон снова его не слушала, она бухнулась на колени и принялась молиться, как одержимая – Кашми-хлебопашцу, ткачихе Ириде и каким-то совершенно неизвестным мне богам. Она была напугана, да и разве можно было винить девочку в этом.
Даже я, привыкшая самоуверенно преодолевать любое препятствие, растерялась. Только сейчас в голове возникла назойливая мысль: «Ты ничего не знаешь о Поглощающих, Лис. Ничего». Теперь путешествие по Перешейку не выглядело забавной авантюрой. Я сунулась в нору к абсолютно незнакомому мне дикому зверю.
С каждым шагом я приближалась к паранойе. Чем дольше я ждала нападения, тем сильнее меня пугал каждый шорох и стук на ветру. На второй день после ночевки под пасмурным дневным небом пали наши лошади. Они вот так просто взяли и умерли буквально на ходу. Сначала ноги подломились у лошадки Слэйто, затем у той, что принадлежала Аэле. Моя кобылка продержалась чуть дольше, сражалась до конца, пока с жалобным ржанием не рухнула в пыль. Для произошедшего не было причины,
