– Джилли Салаки, что ты чудишь? – проговорил он на ухо селянке. Я хорошо помнила этот голос и говор с характерными словечками, присущими Филу. Ничего себе «чудишь»…
– Она объята пламенем тьмы, – прошептала Джилли. – Она им покрыта, как кровью: с головы до ног. Она – Поглощающая.
Я видела страх этой женщины, напитывавший воздух от тыквенных грядок у нее за спиной до виноградной лозы у дальнего забора. Она не услышит меня, даже если я буду кричать, значит, к ней не стоит и обращаться.
– Когда мы служили вместе, Фил, ты подковывал лишь лошадей офицеров легиона. Ты был слишком хорош для прочих лошадок. – Мужчина все еще разглядывал меня, силясь узнать. Тем не менее он накрыл руки жены своими ладонями. Правда, не ясно было, с целью удержать ее от убийства или помочь глубже воткнуть вилы мне в грудь. – Но, несмотря на то, что ты был лучшим кузнецом легиона, хоть и звался лишь подмастерьем, рано по утрам ты ходил на другой конец лагеря и перековывал тех кобыл, которым не повезло быть подкованными подмастерьями и помощниками других кузнецов. Все об этом знали. Тебе было жаль лошадей, которые из-за плохой работы горе-кузнецов рисковали переломать ноги во время битвы.
Вилы опустились. Теперь и женщина слушала меня, разомкнув полные губы.
– Особенно, Фил, ты любил лошадь по кличке Белая Карга. Старую и грузную, ее использовали только для поездок за провиантом в деревню. А ты ее любил. Ты говорил, что…
– …у нее глаза такие же большие и красивые, как у моей любимой Джилли, – закончил фразу Фил и взглянул на меня исподлобья.
– Кто это, Фил? – спросила Джилли, больше не угрожая мне своим орудием.
– Призрак из давнего прошлого, кажись. Девочка, когда-то заварившая такую кашу… – Фил вздохнул и подошел ко мне, чтобы неловко похлопать по плечу. – Пойдем в дом, Лис. Если тебя все еще так зовут. Выпьем чаю и побалакаем.
Все, что окружает людей в домашнем быту, является отражением их сущности. В доме Фила сразу становилось ясно, что это жилище дружной семьи, где царят любовь и забота.
Глиняные таблички с вылепленными детскими ручонками цветами были расставлены на грубо сколоченных полках вокруг очага. Маленькие стульчики стояли возле круглого стола, накрытого холщовой скатертью. Она была расшита вручную, может, и не самой умелой мастерицей, но одной из самых старательных. На подоконнике стоял букет полевых цветов, втиснутый в горлышко явно не предназначенного для таких целей кувшина с отбитой ручкой.
Однако внимательный глаз сразу подмечал, что в доме живут не только дети и любовь: здесь поселился и более неприятный сосед – страх. За дверной косяк была заложена широкая симмская лента с молитвами. В углу расположился молельник, похоже, с фигурками всех богов Королевства. На ширме, что отделяла кровати от кухни, висели талисманы ока – баракасы, призванные ловить дурные помыслы злых людей. Все эти предметы относились к разным верованиям и учениям, они почти что вслух спорили между собой. Использовать их все вместе мог только человек, объятый даже не страхом, а паническим ужасом.
Джилли не собиралась приглашать меня на чай. А когда увидела Слэйто, объятого ярким магическим свечением, она лишь зажала руками рот. Но слово мужа, видимо, служило для нее непререкаемым законом. Такое почитание меня не удивило, ведь как-то у костра Фил рассказал нам, как он отправился в Удел Мрака, встретил там свою будущую жену, спася ее из рук Поглощающего.
Теперь Джилли из сказки про счастье кузнеца стояла передо мной. Усталая женщина, чуть старше меня, замученная страхами и напуганная приходом нежданных гостей. Остановив взгляд на Аэле, пожалуй, единственном нормальном человеке из нашей троицы, она приобняла девушку за плечи:
– Пойдем-ка, милочка, нарвем в саду трав для чая.
Аэле, как восторженный щенок, последовала за Джилли – «Это же так весело – собирать травы! Ура!» – и мы остались втроем. Указав жестом на стулья, Фил пригласил нас за стол.
– Фил… Как ты выжил? – спросила я с живым интересом. Учитывая все, что произошло с легионом Алой Розы, это была фантастическая удача – встретить кого-то из бывших сослуживцев живым. Удача, сопоставимая разве что с моей участью.
– Дезертировал, – просто ответил Фил, но тут же с испугом взглянул на дверь и гораздо тише добавил: – Только при Джилли этого слова не произносите. Она считает дезертирство позором, а сама про все это дело говорит так: разорвал контракт. Хотя, канеш, ни о каком контракте речь не идет. Я позорно бежал с Переправы Черной гончей.
Фил примолк, разглядывая вышивку на скатерти, сделанную женой, и, возможно, вспоминая те дни, когда он еще служил в легионе. Слэйто деликатно рассматривал обстановку. Я тоже решила придержать свое любопытство. И оказалась права: Фил и без моих расспросов жаждал рассказать кому-то свою историю.
– Судя по новостям, я сбежал вовремя. Даже если б и выжил у Переправы, меня прикончило бы в Сиазовой лощине. Это ведь последнее место, где видели Крамера и Алайлу, а вместе с ними и все останки легиона.
Мне показалось, что Фил нарочно оговорился, назвав остатки останками.
– На Переправе я испугался так, что чуть штаны не обмочил, – продолжал он. – Это была самая кровавая бойня из всех, что я видел за свою жизнь. На поле вывели каждого, даже кузнецов с подмастерьями вроде меня. Перед тем нас три дня тренировали, потом сунули в руки по копью да и пнули под зад. Да что кузнецы, поваров и тех вытащили.
– Смешно… – Фил вздохнул. – Генералы словно нарочно отряды расставили так, чтобы живым никто не выбрался. Лучники перед конницей, снабженцы перед пехотой – и все зажаты между рекой и чужими войсками… Бойня…
Кузнец снова замолчал. Но внезапно оживился.
