– Кисуно – фамилиар богини любви Элеи. Огромный черный лис, всегда сопровождающий свою повелительницу. Необыкновенно умное и статное животное.
Я поглядела на Пушка с Аэле и произнесла только:
– Нет.
– Что бывает, когда Аэле гневается или расстроена? Не чувствовали ли вы болезненной пустоты в сердце, как будто там совсем не осталось любви?
Я вспомнила, как волна тоски сбила меня с ног возле заброшенной мельницы близ Тополиса.
– Что бывает, когда Аэле появляется среди людей? Разве она не становится центром внимания? Разве все без исключения, даже чванливые старухи и неумытые бандиты, не проникаются обожанием к этой малышке, стоит ей появиться на пороге?
– Нравиться другим не преступление, – заметила я, не смея отвести взгляд от девушки и лиса.
– Вы идете в Волчий сад, бывшее святилище богини любви, с огромным лисом и девушкой, чье имя, если его произнести задом наперед, звучит как Елэа – заокраинский вариант имени моей богини. Она излучает любовь, и Слэйто уже говорил, что ее безопасность – это высший приоритет. Потому что есть люди, чья смерть пошатнет весь мир. Ох, Лис, не будьте так слепы!
Я судорожно сглотнула, но комок, вставший в горле, никуда не делся.
– Если даже принять на веру вашу безумную теорию, что плохого сделает мне Аэле? Она же, по-вашему, богиня любви, не Войя и не Рагун. Тихая мирная Элея.
Старик костлявыми пальцами сжал мое плечо:
– Да очнитесь вы! Боги не добрые и не злые – они равнодушные. Сейчас Аэле не помнит ничего из своего прошлого, но что будет, когда вспомнит? Заметит ли она вообще человеческий мусор, или нечаянно движением пальца убьет вас, даже не заметив? Ваш друг не надеется выйти из Волчьего сада живым. Он не строит планов, не мечтает. Для него будущего за Волчьим садом нет!
– Богиня не может состоять из плоти и крови, – сказала я, понимая, что проигрываю этот спор. Это бред безумного старого монаха, но почему же я не могла отвести взгляд от танцующей с лисом девочки?
– Испокон веков заскучавшие боги принимали земные воплощения. И чем ближе вы к цели, тем явственнее проявляется лицо истинной Элеи. Вы ведь его видели. – Мастос склонился к моему уху так близко, что я почувствовала запах его мятного табака. – Ее истинное лицо старо как мир. Она была здесь, когда только возникала твердь земная.
– Вы просто полоумный старик! – наконец взорвалась я. – В Аэле нет никакой магии. Вы не можете видеть то, что вижу я.
– Ваше свечение? – Мастоса, похоже, ничуть не задели мои слова. – О, я все вижу. И ваше темное сияние, и белые искры Слэйто. А вот в Аэле и правда магии нет. Потому что ей не нужна магия, она – идея!
Вдруг девушка резко остановилась и посмотрела внимательно на меня, а затем на Слэйто, спускающегося с холма. И снова посмотрела на меня. Она нахмурилась, ее милое личико исказила гримаса обиды:
– Как ты могла? Это нечестно, нечестно!
Волна боли буквально опрокинула меня, но я успела выставить руки и смягчить падение. Монах же с тихим стоном повалился на землю. В сердце не осталось ничего – оттуда выкачали все чувства, и никакая физическая боль не могла сравниться с этим ужасом. «Если мне придется жить с этим остаток жизни, то лучше перерезать себе горло прямо сейчас», – подумала я.
Аэле между тем заметила, что упал и Мастос. Ее лицо разгладилось, я снова увидела ласковую встревоженную девочку. Она кинулась к нам, как и Слэйто, сбегавший с холма.
– У богини к вам счеты, Лис. – Старик приподнялся на локте. – Вы увели у нее жениха, а женщины, пусть даже и богини, такого не прощают. А вы еще сомневаетесь, что она может причинить вам боль.
Аэле словно забыла о моем существовании и о причине своего гнева.
– Дедушка, вставайте! – воскликнула она.
Старик оперся о тонкую руку девушки и с кряхтением поднялся. Он погладил шершавой рукой румяную щечку Аэле:
– Я так рад, что встретил тебя до того, как отправился к праотцам.
Аэле засмеялась. Она снова была собой.
– Я за что-то очень разозлилась на Лис, но сейчас уже совсем не помню за что! Я такая глупая, не правда ли?
– Ну, и не вспоминай, деточка. Я думаю, Лис надо прогуляться одной и подумать, а мы пойдем и успокоим твоего жениха. А то он решит, что мы поссорились.
Мастос уходил на изломе дня. Он, как и говорил, двинулся на восток, и мы некоторое время наблюдали, как его серый плащ появляется то тут, то там между холмов среди взбиваемой монашескими сандалиями пыли. Затем продолжили путь и мы.
Аэле, или Элея (я теперь ни в чем не была уверена до конца), снова погрузилась в свой мир. Она не вспоминала, что ее так разозлило. А я надеялась, что это забудется совсем. Как она догадалась? Мы со Слэйто не вели себя как парочка голубков – не переглядывались, не старались прошептать что-то на ушко или лишний раз прикоснуться друг к другу. Впрочем, если наша маленькая принцесса и вправду была богиней, то ей не составило бы труда распознать все наши мысли и скрытые грехи.
– Никакой он не деревенский учитель, – наконец высказал Слэйто мысль, давно его терзавшую. – И не монах, если уж на то пошло. Ну, может, монах последние лет двадцать-тридцать.
– С чего ты взял? – скептически улыбнулась я.