Окунь расплатился, а Белов поспешил к Курихе – перетаскивать шесть мешков куриного корма на берег. Эти мешки, к счастью, были значительно легче мешков с зерном, иначе путник промучился бы до ночи. Но, подтаскивая последний мешок к обрыву берега, он дал себе зарок, в следующий раз нанимать грузчиков или брать с собой тачку. Немного отдохнул на берегу, потом уже спокойно спустил все покупки в лодку. И только там вспомнил, что забыл купить масла, а масло видел у булгарина.
Взяв две тёмные пластиковые бутылки-полуторки, Белов пошёл к булгарину. Тот довольно бойко говорил по-славянски, представился Алимом, родом из Биляра. Пока ему наливали льняного масла, путник попытался разговорить булгарина. Да и Алиму хотелось поговорить, поэтому разговор затянулся почти на час. Биляр купец расхваливал почти полчаса, в многословии собеседника бывший сыщик узнал практически всё, что его интересовало, в том числе дорогу и расстояние до Биляра, расценки на доски, возможные места ночлега в городе и многие полезные мелочи. Но на берегу купцы уже вовсю собирались отплывать, и Белов поспешил к Окуню.
Отойдя с купцом в сторону, он показал тому колечко и серёжки из числа дешёвых «драгоценностей» и рассказал, что это вещи не золотые и камни не драгоценные, сверкают так из-за огранки. Нигде так гранить не умеют, но Белов сможет огранить камни, если Окунь привезёт на пробу десяток камней. А надо ли гранить, торговец пусть убедится в Соли-Камской или в Булгарии. Надо было видеть в этот момент купца, у него просто затряслись руки. За одни сутки Белов сделал ему столько выгоднейших предложений, сколько тот не мог себе представить за всю предыдущую жизнь. Ещё раз договорившись встретиться здесь через две недели, партнёры расстались.
До темноты путешественник успел разложить костёр, не спеша перекусил и прилёг в ожидании, пока заварится душица со зверобоем в котелке. Уже смеркалось, купцы все разъехались, только одинокий путешественник оставался на берегу. Он был мало знаком выселковским жителям, и к его костру никто не подходил. Поэтому Белов был удивлён девице, которая прямо из выселковских ворот пошла к его костру. Оказалось, это Влада, с заплаканными глазами и узелком в руках, пришла бежать из дому к любимому. Белов ужаснулся простоте местных жителей, вот так с незнакомым мужчиной, неведомо куда, поверив словам, без вещей. Да, практически все встреченные аборигены, как он стал называть жителей этого времени, были настолько сердечны и просты в своих отношениях и делах, что обманывать их было просто стыдно. Может, поэтому в древности и удавались невероятные завоевания целых стран сотней-другой воинов под руководством энергичных и беспринципных полководцев.
Белов усадил девушку возле костра, сунул в руку кружку с отваром и сел рядом. Он не спешил с утешениями, зная по опыту, что Владе нужно выговориться. Выговаривалась и плакала девушка долго. Только через час он начал спокойно разговаривать с девушкой, а ещё через час она начала его слушать. К полуночи он окончательно её убедил в необходимости подождать чуть-чуть, твёрдо обещая приехать ровно через две недели с подарками и честь по чести посватать Владу при всём народе, чтобы не позорить родителей побегом дочери, хоть и не единственной, но старшей.
Ещё полчаса ушло на обсуждение обряда сватовства и подарков для родных. Белов измерил размер ноги Влады, запомнил имена её родителей и младших сестёр. Братьев не было, поэтому и семья считалась небогатой. К этому времени слёзы Влады высохли, и настроение, как у всякой девушки перед свадьбой, стало практично-боевое. Допив второй котелок отвара, девушка целеустремлённой походкой пошла домой.
Утро началось моросящим дождём, путник развёл костёр и заварил ещё зверобоя с душицей. Пока он грелся у костра и пил отвар, прибежала Влада. Выглядела она гораздо веселее вчерашнего и принесла Белову три лепёшки на дорогу. Лепёшкам он очень обрадовался и размяк душой. Тут ему пришла мысль спросить у девушки, как они делают муку. Подтвердились подозрения о ручных мельницах, которые надо крутить по часу и больше перед каждым обедом. Зато Влада рассказала, где берут хороший камень для жерновов. Оказалось, совсем рядом, даже по пути, в устье одной из речушек, впадавших в Каму. Опасаясь появления юго-западного ветра, он поспешил расстаться с девушкой и отчалил.
Пользуясь безветрием, Белов спешил вниз по течению, помогая веслами. Возле второй речушки слева сделал короткую остановку, чтобы закатить в лодку два самых больших наждачных камня, какие смог найти под берегом. Он закатил бы ещё, да больно опасно просела лодка. Дальше путник плыл без остановки, активно греясь греблей, даже для обеда не стал останавливаться. День так и остался пасмурным и безветренным, морось постепенно прошла, но облака не разошлись. Усилия Белова пошли впрок, и в сумерках он доплыл до устья реки Сивы. Заплыв по инерции в устье, усталый путник уже привычно пришвартовался к мосткам. Насухо перекусив, решил не подниматься к Тываю и, вымотавшись за день, уснул моментально.
Разбудили его детские крики, ребятишки уже стояли на мостках возле лодки и звали родителей. Белов сносно понимал основные речевые связки угорского языка и определил, что дети зовут старших. Вскоре спустился седобородый старик, путник поприветствовал его и вышел из лодки. Началось пространное приветствие с обменом обязательными вопросами и пожеланиями здоровья. Путешественник, честно говоря, продрог, как собака, стоя на причале, однако стойко выдержал основные требования аборигенского этикета. Затягивать разговор не стал и, сославшись, что спешит домой, быстро попрощался и поплыл вверх по течению.
Грести на большой, да ещё гружёной лодке было тяжело. Даже не столько тяжело физически, сколько обидно от медленного движения лодки против течения. От селения угров Белов отплывал почти полчаса, только, когда оно скрылось из вида, за излучиной Сивы, он решил отдохнуть и пристал к берегу. Такими темпами последний участок пути он преодолеет только за три дня. К счастью, пока отдыхал, поднялся ветер, и можно было попытаться идти под парусом, что Белов и поспешил сделать.
– Нет, будь я проклят, если не выстрою, как минимум, паровой двигатель, – ругался он, уворачиваясь от брызг, в попытках поймать попутный ветер.
Увы, попытки развить хоть сколь-нибудь приличную скорость под парусом на узкой, постоянно меняющей направление русла реке Сиве не увенчались в тот день успехом. За полдня, проведённых в лодке, Белов промок до нитки, продвинувшись не больше чем на пять километров. Сколько проклятий выслушали многочисленные копытные свидетели его мучений, никто не сосчитает, да и сами дикие животные наблюдали за мучениями яхтсмена довольно равнодушно. Не только без сочувствия, но и без испуга, что больше всего расстроило путника, когда он решился пристать к берегу на ночлег. Единственным результатом его мучений стала твёрдая клятва, прозвучавшая не меньше сотни раз, – положить жизнь на алтарь научно-технического прогресса.
– Эй вы, дикие звери и не менее дикие аборигены. Клянусь, что ещё при моей жизни по рекам поплывут пароходы, а по дорогам поедут поезда!! – Под такой вопль измученной души и дрожь промокшего тела Белов выпрыгнул на берег, вытаскивая нос лодки на сушу и приматывая его верёвкой к ближайшему дереву.
