надеялся получить работоспособный двигатель, который можно спокойно эксплуатировать на корабле полный сезон, дай бог, через год-другой. Поэтому с чистой совестью отправился к сойкам в гости.
Впервые Белов решил ехать без карабина, который сильно помешал ему при спасении Яры. Он вооружился револьвером, для которого пошил поясную кобуру, поверх пояса надел сшитый из кожи патронташ, заполненный патронами, ещё один револьвер лежал в сумке. Взрослые обеих семей ежемесячно стреляли из револьверов, не теряя навыки, пока слабо закреплённые. С собой он набрал гостинцев, а Окунь надеялся на неплохую торговлю. Так и получилось, не успели лодки пристать к берегу, как всё селение вышло встречать купца. Старшину Бражинска сразу узнали знакомые парни и девушки, побывавшие на берегу Бражки в прошлом году, подбежали спасённые девицы Ива и Липа, третья бывшая пленница только родила и сидела дома с ребёнком.
После раздачи небольших гостинцев, о которых бывший опер не забывал, Ива и Липа познакомили его со своими родителями, которые оказались моложе его лет на пять и почему-то смотрели на него с завистью. Он неплохо провел день в Липовке, как называли сойки своё селение, гулял по коротким улицам, разговаривал с новыми и старыми знакомыми, приглашал переселяться в Бражинск, где начали строить ещё четыре просторных дома и полно интересной работы. Окунь, продававший скобяные товары всего на десятую часть дешевле других купцов, имел огромный успех, у него покупали не только железо, но и зажигалки, ставшие необычайно популярными среди молодёжи за зиму. Ночевал Белов с Алиной не в гостевом доме, как все торговцы, а в ярко-зелёной синтетической палатке, которую поставил на берегу у пристани. У костра, на котором грели чай, собрались почти два десятка молодых парней и девушек, которых он заманивал рассказами не хуже опытного кадровика, начиная от выделения из семьи, помощи в строительстве дома и заканчивая дискотеками под магнитофон и обучению письму и счёту. При этом он не забывал выспрашивать, не умеют ли девушки ткать на станках и нет ли женщин, согласных на переезд в Бражинск, хоть пожилых.
Поздно ночью кто-то из соек вспомнил про старую вдову Тину, которая осталась одна и сможет уехать. Белов запомнил это имя и рано утром уже стоял на пороге её покосившейся избушки. Старая Тина оказалась сухощавой женщиной лет сорока, с выцветшими грустными глазами. Отставной сыщик зашёл к ней в дом и не сдержал улыбки, заметив ткацкий стан у окошка. После короткого разговора он быстро понял, в чём слабое место Тины, и за час уговорил её на переселение в Бражинск. Оставив в избе Алину, помогавшую собирать вещи, Белов сходил к старосте. Тот даже не пошёл попрощаться к Тине, с радостью согласился на её переезд, по его мнению, община лишь выигрывала, избавившись от «дармоеда». Сыщик на обратном пути позвал помощников Окуня, которые за полчаса перетащили невеликий скарб «старушки» в лодку. Опасаясь, что Тина передумает, не стали дожидаться купца, решившего ещё полдня поторговать. Быстро попрощались со знакомыми и отчалили от пристани.
Предупредив Тину о шуме, который издаёт двигатель, уже на Каме Белов завел мотор и добрался в Бражинск до заката, правда стояла середина июня с его самыми длинными днями в году. Первая переселенка, как ни странно, отнеслась к шуму мотора равнодушно. После её устройства в пустующем доме старейшина подарил женщине котёнка из очередного помёта. Кошки были любимицами всех жителей посёлка, некоторых котят ребята даже выпросили у Белова в Пашур. В этом мире впервые он столкнулся с тем, что на котят была очередь и новорожденных не нужно топить. Тина сразу полюбила своего питомца, а глава поселка загрузил её работой, чтобы не скучала. В посёлке остались несколько пудов шерсти, Белов решил занять женщин и девушек производством шерстяной ткани. Он дал Тине на обучение пять девушек, три пуда шерсти и объяснил задачу. Пока девицы занимались прядением шерстяной нити, кузнец с двумя помощниками был озадачен изготовлением ткацких станков по образу Тининого. При кажущейся простоте станков, на изготовление ушла целая неделя, после чего в доме вдовы стала работать настоящая мануфактура. Женщина оказалась понятливая, буквально через месяц бракованные изделия закончились, шерстяная ткань пошла достаточно ровная, хоть продавай. Спешить с реализацией ткани не стали, пока не одели в тёплую одежду всех жителей посёлка.
В июне же, вернувшись из Липовки, Белов прокатился с Алиной вверх по притоку Бражки Тарпану, побывал в Пашуре. Угры уже отошли от голодных весенних дней, приняли гостей хорошо, отдали за привезённые топоры и ножи немного шкурок соболя и куницы. Старейшина, наслаждаясь скоростью передвижения на моторке, поднялся выше по Тарпану, где, примерно в тридцати километрах, обнаружил ещё одно селение угров. Встретили их с Алиной там мирно, жена быстро нашла общий язык и вовсю щебетала с жителями, пока Белов рассказывал старосте, откуда он приехал и кто такой. Эти угры вообще не знали ни железа, ни бронзы, ни меди. Всё оружие было у них каменное или костяное, даже котелки кожаные, в которые бросали горячие камни. У Белова с собой не оказалось ничего на продажу, кроме простенького ножа. Так за этот нож староста отдал связку из полусотни соболей. А когда мужчина решил отдать ему свой медный котелок, сделанный зимой чеканщиками, угры, уже заметившие, как Алина кипятила в котелке чай, принесли ещё одну связку соболей и три шкуры медведя. Удачно расторговавшись, в этот же день вернулись домой, а утром, уже запасшись товаром на обмен, вновь поплыли вверх по Тарпану.
За селением угров, в котором, со слов Алины, целых сорок домов, это больше сотни взрослых мужчин, оказалось третье, километрах в тридцати выше по течению. Вишур, так оно называлось, был самым большим селением угров, почти полсотни домов, вернее полуземлянок. Там тоже стоял махровый каменный век, поэтому торговля удалась, хотя поначалу к Белову относились подозрительно, выручила Алина. Форсировать культурный обмен с обоими селениями староста не стал, отлично понимая консервативность племён, особенно угорских. Ему хватило для счастья того количества собольих, куньих и медвежьих шкур, которое еле поместилось в лодке. Он уже ориентировался в ценности мехов и, по самым скромным оценкам, выручил за товар, себестоимостью меньше гривны, больше десяти гривен мехами.
Уже предвкушая подобный результат, он совершил путешествие в верховья Бражки. Там торговля оказалась скромнее, три селения по берегам реки были небольшими, но тоже из каменного века. Выручку Белов оценил в шесть гривен. За своими торговыми путешествиями он упустил из вида момент, когда Третьяку с помощниками удалось доработать пароход. Паровик не зря подгоняли и вылизывали несколько месяцев, он не взорвался, более того, работал непрерывно четыре часа подряд, до выкипания воды в основном баке. Конечно, скорость движения уступала самым ленивым гребцам, но пароход двигался даже против течения. Полезную нагрузку, к сожалению, поместить было некуда, паровой двигатель и дрова для него занимали всю лодку. Белов радовался вместе с мастерами, тут же подарил им все три медвежьи шкуры и по отрезу ткани, но применение чудовищному воплощению конструкторской мысли нашёл не сразу. Только самые отвязные мальчишки смогли работать на пароходе, большинство аборигенов
