— Ага.
— Пять лет назад! — выдохнул со злостью и сплюнул, словно бы я ему кровный враг. Бровью не повела, улыбнулась ехидно, ведь чувствуется — мозоль у мужика нехилая, но наступила на нее не я.
— Кажется, кому-то во время волны бракосочетаний на обряде делать было нечего, в храме в уголке сидел, надписи на алтаре читал, годы высчитывал.
С удовольствием проследила за тем, как он изменился в лице, и невинно вопросила:
— Кстати, а кого ты «замуж» выдавал?
— Не твое дело! — и рявкнул так, что сразу стало ясно — их гостиницу в Заснеженном тоже какому-то тарийцу отдали. А так как управленцев там три мужика и лишь одна женщина, значит…
— То есть жена у тебя нынче двоемужница, а нахамить ты решился мне.
— Ее вынудили, а ты… по собственной воле вышла за врага!
Вынудили — неподходящее слово. Я точно знала, что тарийцы прагматично предлагали владельцам имущества несколько вариантов дележа и уже те решали, как поступить. И то, что он называет принуждением, вряд ли было худшим из решений. Но сказать это я не успела, неожиданно оказалась схваченной за шею и прижатой к шершавой стене в ближайшей подворотне. Здесь было темно, неприятно пахло и еще здесь было чуточку страшно. Потому что невменяемый Галжский одной рукой меня держал, а второй расстегивал мою одежду, попутно шаря по телу и грубо сжимая все подвернувшееся.
И вот стою я и понимаю, что расслабилась. Действительно, непозволительно расслабилась, выйдя замуж за потеряшку. Уверовала в хранителя рода, в честность Дори, в силу его нелюдей и всеобщее подчинение им. Ведь пока Гилт был здесь, никто, ни одна сплетница, ни один зубоскал меня не полоскал и помоями от души не поливал. И вот на тебе, потеряла бдительность и волчью хватку, из «Логова» уехала без оружия, а возвращаюсь без… коня. Одним словом — потеря, под стать неведомому супругу. Подумав об этом, посмотрела на идиота порыжевшего, покачала головой. И чего он своими поползновениями добиться хочет? Напугать? Глупость! Все ж знают, что у него с недавних пор не стоит, а у его жены чешется — кстати, именно от нее все и знают.
— Тасор, убери руки. — Не внял, грудь мою сжал сильнее. — Тасор, не доводи до греха. Хранитель рода Дори тебе все конечности оторвет, но жить оставит.
Ослабил хватку, засопел. А глаз не поднимает, взирает на кружева нижней сорочки и меня вниманием своим морозит.
— И чего ты взъярился, что у жены теперь тариец в супругах?
Не ответил. Что ж, продолжим расспрос.
— Подумаешь, воин, подумаешь, сильный… он будет далеко, а ты всегда рядом. — Со вздохом самолично убрала от себя руки Галжского, начала застегиваться. — И вот что, хватит стесняться, сходи к лекарю, возьми от своего недуга лекарство…
— Он еще не приехал. — оборвал меня рыжий увалень и отошел на шаг.
— Приехал. Лекарь Томис как раз в моем «Логове», вполне возможно, сидит сейчас в харчевне и наслаждается арией. — Вспомнила о медам Тюри, потерла уши и уже совсем другим тоном обратилась к бывшему… помощнику. — Кстати, за глупость твою я конфискую сани, а ты пройдись, проветрись.
Я думала, прогулка хорошо помогает от тяжелых дум, но ошиблась. До «Логова» Галжский не дошел. Пока я наслаждалась быстрой ездой на санях, вдыхала морозный воздух и радовалась солнечным лучам, мой бывший помощник калечился. Вернее, как гласила записка, отправленная к лекарю, Тасор скользил на льду, падал и… ломал руки, а затем и ноги. В процессе, возможно, задел и голову. Иначе не объяснить, где он лед нашел и почему отказался ехать к лекарю в «Логово». И когда местные хранители правопорядка вытащили его из сугроба, идиот рыжий зарекся ко мне приближаться. Наверное, узнав об этом, следовало обрадоваться, но я лишь махнула рукой, отдала сани спешившему на помощь лекарю и, подхватив посылку, направилась к крыльцу.
Но едва занесла ногу над ступенькой, как на меня из-за поворота вылетела взмыленная беглянка. Глаза как блюдца, грива дыбом, хвост дугой. Уж думала, она меня сейчас затопчет и не заметит, но кобыла заметила и, более того, обрадовалась. С диким ржанием затормозила, плюхнувшись на круп и выпрямив передние ноги. Знать не знаю, как ей удалось повернуть, но скотина с наглым норовом оказалась позади меня, лбом в спину ткнулась и захрипела.
Причина ее страха и забега вокруг харчевни оказалась здесь же через секунду — злой оборотень в порванной куртке, со снежной «шапкой» и древесными «перышками» на голове. Ох, чует мое сердце, кто-то влетел в сугроб возле дровяницы и основательно ушибся.
— Асд! Какая радость, как добрался?
— Замечательно, — по слогам процедил он, стряхнул «шапку», повел плечами и медленно пошел на меня. — А ты как добралась? На своих двоих.
— Вообще-то, на санях.
— Но она тебя сбросила и сбежала, я правильно понял?
— Не сбросила, но оставила, — я покосилась на Мартину и чуть не подавилась словами. Кобыла взирала на меня как на предательницу, не забывая при этом косить взглядом на оборотня и нервно дергать ухом. Невольно забеспокоилась: — А что такое? Ты хочешь ее проучить?
— Да, — ответил двуликий, перехватил мой взгляд и быстро исправился: — Нет, что ты… Только и хотел угостить вот этим, чтобы она тебя из-за посылок больше не бросала. — В ладони оборотня появилось яблоко, маленькое красное, с виду сладкое.
Подношение взяла, протянула его кобыле. И она им, не брезгуя, тут же захрумкала и на ноги поднялась.
— Ну и чего ты ей яблоко не дал? Напугал, заставил вокруг харчевни побегать.
— В глотку затолкать хотел для понимания, как первые два, — как на духу выпалил Асд, и пегая подавилась. — Видишь, она теперь больше понимать начала, а сейчас еще
