– Чего вы хотите? – спросил Креван. Как будто ни меня, ни Рафаэля тут не было.
– Я хочу, чтобы вы ушли в отставку. Хочу возглавить Трибунал.
Он нервно рассмеялся.
– Чтобы я уступил вам свое место?
– Да, я хочу контролировать Трибунал. Полностью контролировать.
Он поднялся. Стоял словно одеревенев.
– Хотите мою работу в обмен на что? На
Он даже по имени меня не удостоивал назвать. Я заметила, что и Рафаэля это возмутило.
– У меня есть
На миг он опешил. И все же:
– Я вам сказал, запись – подделка.
– Думаю, в это мало кто поверит.
У него заходил кадык.
– Вы опозорили весь Трибунал, Боско, и если придется, я покажу эту запись всей стране, потому что это
Боско ее предложение вовсе не обрадовало. Трибунал для него – что сын родной. Похоже, Эрика Эдельман права: Креван вообразил себя отцом народа. После смерти жены он сорвался, винил всех в своей утрате, заклеймил врача, которая поставила неверный диагноз, упустила рак. Почувствовал вкус личной мести, и тут-то все человеческое в нем затрещало по швам, а изнутри вылезло чудовище.
– Ничего у вас не выйдет. – Креван угрожающе перегнулся к ней через стол. – Трибунал основан моим дедом. Во главе Трибунала всегда стоял один из Креванов.
– Я сумею это сделать – и сделаю. – Санчес тоже поднялась на ноги.
Мы с Рафаэлем переглянулись. Мне этот разговор добра не сулил. Они заключат сделку, а в проигрыше останусь я.
– Самое лучшее и правильное, что мы можем сделать, – сказала она, – это чтобы вы ушли по собственному желанию. С новым правительством начинается новая эпоха, обновленный Трибунал. Уйдете без скандала, никаких вопросов, видеозапись никто не увидит.
– А что будет со мной? – спросила я, прерывая их поединок.
– Я верну тебе свободу, – сказала судья Санчес. – Мистер Ангело прав. Трибунал не должен быть превыше милосердия.
– Отмените мой приговор? – рявкнул Креван.
– Это единственный выход.
– Не единственный! – завопил он во всю глотку.
Кэррик и дед прилипли к стеклянным перегородкам, пытаясь понять, что происходит. Но даже Рафаэль и я не очень-то это понимали, хотя и находились с Креваном в одной камере.
Креван ринулся к двери, попытался открыть.
– Камера заперта, – напомнила я.
– Бога ради, откройте! – заорал он, надрываясь.
– Вас не услышат, – спокойно сказала я. – Камера звуконепроницаема.
Он обернулся к нам, весь красный, лицо дергается, внутри кипит гнев, вот-вот лопнет. Стражница подоспела вовремя – отперла дверь, и Креван вылетел из камеры, словно камень из катапульты, чуть стражницу с ног не сбил.
Санчес выдохнула. Длинный дрожащий звук.
– Значит, вы вернете мне свободу. Я не буду больше считаться Заклейменной.
– Да.
– И дедушку отпустите? – продолжала я.
– Да.
– И мистера Ангело?