спальню.
Голова Хельдера безвольно запрокинулась, из одного уха потекла, пачкая светлые волосы, тонкая струйка крови, и разглядевшая это Имке тихонечко заскулила, испуганно зажав себе рот обеими руками.
Функцию кровати в спальне сейчас выполняла обыкновенная раскладушка. Металлические крепления проржавели, ткань местами прорвалась, а защелка, позволяющая приподнять подушку, и вовсе оказалась сломана. Впрочем, самой подушки тоже не было. Как и одеяла или простыни.
Адам сгрузил Хельдера на раскладушку, оглянулся на замершую в дверях Имке:
— Нашатырь неси.
— Что?
Кажется, роли немного поменялись. Теперь уже хозяйка квартиры начала тормозить.
— Ты меня в чувство чем приводила?
— А, нушадир! — оживилась девушка. — Сейчас! — И, оглянувшись на брата, она выскочила из комнаты.
— Так и будем молчать? — Нет, что ни говори, а у Первого на редкость противный голос.
— Отвали, — огрызнулся Хельдер.
В конце концов, раз это сон, нет смысла выдерживать хороший тон.
Крапчатый подошел к стене камеры. Свет, попадавший в помещение через щель под потолком, постепенно затухал: сон подчинялся правилам реального мира, в котором сейчас наступала ночь. Всего несколько минут, и в комнате станет темно.
Ночь спустилась в камеру, окутала ее теплым покрывалом. И решетка, разделившая камеру на две половины, вдруг осветилась ровным серебристым сиянием. Достаточным для того, чтобы разглядеть скалящего зубы койота.
Имке вихрем пронеслась по комнате. Где же этот дурацкий нушадир?!
Понятно, что за прошедшее время он мог стать чем угодно, но сейчас бы подошел любой пузырек с чем-нибудь более-менее вонючим.
Долгожданный флакончик обнаружился у ножки дивана, рядом с вольготно развалившимся на полу Мэнжи.
— Зря я вас такими злыми создал, — констатировал койот. В золотых глазах светилась издевка. — И вообще. Что это была за идиотская идея — создавать людей? Надо было ограничиться птичками, рыбками и прочими тараканами. О, кстати, будешь меня замещать, возьми себе на заметку — людей создавать не надо! — Нравоучительности в его голосе мог бы позавидовать глава Серых. — Понял, щенок?
— А оскорблять-то зачем? — обиделся Хельдер.
Он как раз пытался дотянуться до окошка, расположенного под потолком камеры. Пусть это и сон, но в нем тоже стоит знать, где ты очутился.
Койот удивился:
— Кто говорит об оскорблении? Это обычное обращение! Вот тебе сколько лет?
Вбежавшая в комнату Имке сунула под нос брату флакон…
— Двадцать два, — буркнул Хельдер.
Дотянуться до окна не удавалось. А если подпрыгнуть?
— Двадцать два года — и уже хочет стать богом! Какая амбициозность! — восхитился зверь. Только что лапами не всплеснул. — Так вот, слушай сюда. Мне — несколько миллионов лет. И для меня ты по возрасту ребенок. А ребенок для койота кто? Правильно, щенок. Ну и где тут оскорбление?
Крапчатый не ответил. До окна он допрыгнул и даже умудрился зацепиться кончиками пальцев. Но не смог удержаться: в носу защекотало, парень чихнул — и рухнул на пол.
— Короче, — сладко зевнул койот, наблюдая, как Хельдер с трудом встает на ноги, — ты мне надоел. Вали домой, пообщаемся позже.
Хельдер громко чихнул и открыл глаза.
Имке бросилась брату на шею:
— Очнулся! А я так испугалась!
Хельдер медленно прикрыл веки. В глубине черепной коробки ощущалась какая-то неправильность. Казалось, что там
