добродушным румяным личиком, преклонив колена, внимала поучениям венценосных родителей.
На Ее Высочестве было пышное белое платье со шлейфом, расшитое розовым жемчугом и отделанное розовыми лентами, на голове – изящная золотая корона, а на ногах – белые туфли на высоких каблуках. В недалеком будущем одежде и аксессуарам принцессы предстояло занять почетное место в витрине парадного будуара королевы одного весьма примечательного государства, однако не будем забегать вперед.
– Запомните же, о возлюбленная дочь наша, – напутствовала юную Перпетую королева Пульхерия, – пурийские принцессы, оказавшись в безвыходном положении, предпочитают бесчестью смерть.
– Да, матушка, – с готовностью согласилась дочь.
– В таком случае, дитя наше, мы благословляем вас, – королева торжественно поцеловала принцессу в лоб, – отправляйтесь. Мы будем молиться за вас.
– Прежде чем углубиться в Разбойничий Лес, – подал голос Его Величество Абессалом Двунадесятый, – не забудьте велеть подругам отпустить оруженосцев и запретить оным заходить далее опушки.
– Я все помню, папенька, – заверила Перпетуя, у которой начинали затекать колени.
– В таком случае мы также благословляем вас. – Его Величество запечатлел родительский поцелуй на девичьем лбу. – Собирайте незабудки, резвитесь, пойте и пляшите.
– Но никаких вальсов, – вмешалась Ее Величество, – И уж тем более столь омерзительной и непристойной вещи, как танго. Только менуэт, контрданс и ригодон. Да, положили ли вы арфу, ноты и альбом «Целомудренных песен»?
– О да, матушка.
– И еще, – королева густо покраснела, что стало заметно даже сквозь толстый слой белил, – вы стали совсем взрослой и должны узнать, что является самой отвратительной, неприличной и недопустимой вещью в мире. Это – эйяфьядлайёкюдль! Лишь сурово осуждающий эйяфьядлайёкюдль и всех, кто его не осуждает, достоин стать супругом пурийской принцессы. Поняли ли вы это, о дочь наша?
– Да, матушка, – глаза Перпетуи сверкнули, – я не знаю, и не желаю знать, что есть эйяфьядлайёкюдль, но я никогда не вручу свою руку и девственность негодяю, одобряющему оную мерзость.
Как и следовало представительницам пурийского королевского дома, об отвратительных, неприличных и недопустимых вещах мать (в девичестве идеалийская инфанта) и дочь говорили вполголоса (в коем тем не менее звучало должное полноценное осуждение), предварительно обведя подобающим случаю взглядом окружающих. Взгляд сей выражал крайнее нежелание говорить о столь отвратительных, недопустимых и неприличных вещах, но долг и необходимость осуждения обязывали это делать… в смысле – говорить, а вы что подумали?
– Мы верим вам, дочь наша, – в глазах королевы мелькнула законная материнская гордость, – отправляйтесь. Незабудки ждут вас.
Принцесса поднялась с колен. Тщательнейшим образом выметенный и вымытый тончайшими батистовыми тряпками мрамор парадного крыльца не оставил на юбках принцессы ни единого пятнышка. Четверо одетых в розовое пажей подхватили шлейф белого прогулочного платья, и дева, опустив глаза, прошествовала по лестнице мимо хранителя высочайшего Времени и хранителя Нравственности, мимо министров и генералов, мимо придворных дам и кавалеров, мимо послов держав стран победившего Добра и наблюдателей от Светлого арбитража Земноводья, мимо проппо-гандистов в полотняных балахонах и проппо-ведников с толстыми томами Вед под мышкой, мимо просто нежных дев и нежных дев, ощущающих себя нежными же юношами, мимо нежных юношей, ощущающих себя мужественными девами, и просто юношей, мечтающих вступить в гвардию, мимо утирающих скупые слезы суровых гвардейцев и плачущих навзрыд старых кормилиц, мимо… Длинная, длинная была лестница, чего уж там! Тем не менее в карету Перпетуя в конце концов все-таки села, а подруги с помощью оруженосцев взгромоздились на разукрашенных розовыми и белыми перьями боевых коней. Кучер взмахнул бичом, и экипаж резво покатился по главной королевской дороге. Сияло солнышко, в небе звенели жаворонки, вдоль дороги росли фиалки, анемоны, левкои, пионы и полевые маргаритки. Поселяне и поселянки в ярких платьях радостно пасли овечек, а при виде кареты выходили на дорогу, исполняли целомудренные песни и угощали принцессу парным молоком.
Перпетуя молоко не любила, однако пила: ведь она была истинной принцессой. Тем не менее, исполняя свой государственный долг, принцесса радовалась, что ее суженым станет наследник трона Верхней Моралии. Последние сорок семь лет в этом дружественном Пурии государстве что-то произошло с коровами, овцами и козами. Нет, они не перестали доиться, но молоко отчего- то скисало прямо в воздухе, даже не достигнув подойника. Ее Величество Пульхерия считала это прискорбное обстоятельство препятствием на пути заключения династического брака, но Его Величество Абессалом Двунадесятый опасений супруги не разделял.
