– Сомневаюсь, – фыркнул, да-да, именно фыркнул подозрительный тип, – что хотя бы одна из напяливших на себя эту кухонную утварь кисок, случись что, сможет даже руку поднять.
Не вполне понявшая слово «кисок» Перпетуя несколько растерялась и сделала вид, что созерцает веселящихся подданных.
– А мы свинок закоптим, закоптим, – завлекающе пели поселянки.
– А свинину мы съедим, мы съедим, – плотоядно отвечали поселяне, непроизвольно облизываясь и сглатывая слюну. Принцесса тоже представила себе толстый шмат сала, белоснежного, с розовыми прожилочками, с перчиком и чесночком. Если б Перпетуя имела представление о столетнем кальвадосе и о том, как он переливается всеми оттенками золота, она бы и его представила, но пурийские принцессы не только не притрагиваются к спиртному, но и не смотрят на него. Нет, о кальвадосе принцесса не думала, но семь выпитых ранее крынок молока все равно подступали к горлу… Из ступора деву вывел подозрительный незнакомец.
– Моя леди, – теперь беззастенчивый тип нагло разглядывал крынку в руках Перпетуи, – неужели вы все это выпьете?
– Пурийские принцессы издавна пьют парное молоко, – с достоинством ответила Перпетуя, поперхнувшись очередным глотком.
– Так меня занесло аж в Пурию? – наглец поднял бровь. Брови у него, к слову сказать, были темными, и это тоже было подозрительно. Сама белокурая, Перпетуя знала, что у блондинов светлыми должны быть все волосы, а этот… У принцессы возникло подозрение, что перед ней нижнеморалиец! Заметим, что Нижняя Моралия (в отличие от Моралии Верхней) считается истинным рассадником непозволительных песен, стихов и прочих атрибутов распутства и растления. Мало того, есть сведения, что неблагородные дамы и господа в Нижней Моралии носят кружевное нижнее бельё черного цвета. Принцесса не исключала, что у подозрительного незнакомца под плащом скрывается именно таковое. Короче, негодяя следовало сразу же поставить на место.
– Девственность пурийской принцессы, – отрезала она, – принадлежит ее законному супругу.
– Он будет счастлив, – негодяй сверкнул аквамариновыми глазами, – однако прошу меня извинить, я очень спешу. Мне попалось десятка полтора презабавных созданий, таких, знаете ли, зеленых, клыкастых, в рогатых шлемах. Похоже, у них были ко мне какие-то претензии, но я, сколько за ними ни гнался, так и не смог выяснить – какие именно, а теперь, кажется, сбился со следа. И это – не считая того, что я не терплю молока и пейзанских танцев и песен.
Если у Перпетуи и оставались какие-то сомнения в происхождении незнакомца, то они были рассеяны, как следы дивных кораблей с синими парусами на воде неведомых морей. Лишь уроженцы Нижней Моралии могли с таким невероятным нахальством и неприличным пренебрежением относиться к народным песням, танцам, и – страшно сказать! – парному молоку!
– Вас никто не задерживает, – холодно произнесла Перпетуя, залпом допивая оставшуюся в крынке тепловатую белую жидкость.
Глава вторая,
в которой принцесса Перпетуя с подругами углубляется в Разбойничий Лес
Деревни, зеленеющие нивы, тучные пастбища, веселые пейзане и подозрительный незнакомец остались далеко позади; теперь по обе стороны дороги встал мрачный лес. Вековые ели тянули к дороге темные колючие лапы, на них сидели во?роны и воро?ны, хрипло каркая на два голоса. Дорогу кортежу переползло шесть ужей (с шипением), перешло одиннадцать ежей (с пыхтением) и перебежало двадцать четыре зайца (молча), причём все они двигались строго с востока на запад, что определенно не предвещало ничего хорошего.
Наконец, карета поравнялась с обширным лугом, заросшим слепотой куриной, дурманом обыкновенным, болиголовом крапчатым, борщевиками, в иных мирах носящими имя неведомого в Пурии натурознавца Сосновского, и ядовитым вехом. Возница остановил коней, лакеи спустились с запяток и открыли дверцу кареты. Принцесса выбралась наружу, за ней вылезли четыре пажа, несущие шлейф белого прогулочного платья.
– Ваше Высочество, – объявил старый седой слуга, утирая слезы, а заодно и багровый, в прожилках, нос рукавом белой с розовым позументом ливреи, – мы прибыли.
– Благодарю вас, мои верные слуги, – слегка дрогнувшим голосом (уж больно диким и неуютным казалось место) произнесла принцесса, – мы пойдем собирать незабудки, а также, возможно, ландыши и лесные фиалки. Ждите нас на опушке три дня и три ночи
