- вот он и полез на рожон!
- Доперло наконец! - буркнул лейтенант. - А я уж боялся, вам окончательно мозги отшибли. Но Арцыбашев хорош - надо было додуматься и выдать такие деньги тем, кто отправляется в город! Непременно с ним побеседую, тоже мне, ревизор... А сами-то куда смотрели?
- Так ить мы не сообразили сразу... - начал оправдываться Рубахин. - Где ж тут дотумкаешь - такой, понимаешь, оборот!
- Должен был дотумкать! - наставительно поднял палец Эссен. - Не пехота, в авиации служишь, а значит живо соображать обязан. Ладно, пошли вон с глаз моих! А ты, Кобылин, ступай-ка снова к доктору Фибиху. Придется замену искать, какой ты наблюдатель с таким глазом?
II
Черноволосый парень с серьгой в ухе старательно налегал на весла. Тоже племянничек, лениво подумал Белых. Они все тут его родственники. Или кумовья. Или знакомцы. Неудивительно - когда занимаешься таким промыслом, без доверия не обойтись. А уж черноморские греки всегда старались держаться друг за друга...
Каплей устроился на корме длинной, выкрашенной в ярко-зеленый цвет шаланды. Весла мерно поскрипывали в уключинах; этому звуку вторили снасти на тонкой мачте, обмотанной парусиной. На носу крупными буквами значилось: «Вера». На редкость оригинальное название; помнится, у Катаева было: «Вера», «Надя», "Ольга"... И непременно чтобы шаланда зеленая...
***
Лежать на груде сухих сетей было несказанно удобно. Белых вытянулся и закинул ноги в берцах на борт, подсунув под голову пробковый буек. Сидящий напротив дядя Спиро с неодобрением покосился на слишком уж развязную позу пассажира, но смолчал. После захвата турецкого парохода он сменил иронично-покровительственное отношение на боязливое почтение и старался лишний раз не перечить гостю. Да и какой он теперь гость? Скорее уж компаньон, а то и подельник...
Солнце еще не всходило. Небо на востоке окрасилось в оранжевый цвет апельсиновой кожуры, над водой бродили розоватые полосы тумана. Впереди, на темной стороне горизонта проступал высокий, обрывистый берег с черной невысокой башенкой.
- Это что, маяк? - нарушил молчание Белых. - А что фонарь не горит? Вроде, самое время...
- Это телеграф, кирие. - отозвался Капитанаки. В тридцатом году построили, по приказу адмирала Грейга. Линия от Севастополя до самого Измаила.
Белых уже и сам разглядел над крышей башни мачту, канаты и угловатые крылья оптического телеграфа. Вот, значит, как они держат связь по побережью... что ж, неглупо. Одна беда - сообщение может перехватить кто угодно. Правда, потом его надо расшифровать...
- А зачем нам сюда тащиться? Да еще и морем, посреди ночи?
Они около часа гребли вдоль берега от неприметной бухточки, где погрузились в шаланду. Дядя Спиро буркнул только: «Пошли, кирие, Апостолокакис ждет», взвалил на плечо тюк в мешковине и затопал к тропинке, прорезающей береговой откос. До объяснений он не снизошел.
- Никанор Апостолокакис очень бережется. - подумав, ответил грек. - Сказал: «на Молдаванке ушей лишних много, зачем?» Он только вчера пришел из Трабзона, привез одного человека. Говорит: «пригодится он вам, море знает, пароходы понимает, в военном флоте служил. Нужный человек.» Я Никанору верю, зря табанить не станет...
- Ну, нужный, так нужный. - покладисто ответил Белых. - Тебе, дядя Спиро, виднее. Говоришь, твой Апостолокакис из Турции притащился? Он что, тоже контрабанду возит?
Старик хитро сощурился:
- А ты решил, что старый Капитанаки один товар с того берега возит? Нет, кирие, у нас этим мало не каждый третий промышляет. И как люди услышали про нашу задумку - все пришли, просятся с нами. Вчера Сандропулос приходил с сыновьями. Сказал: «Я сам стар, руки уже не те, а их возьми. Добрые тебе помощники будут.»
- И что, взял?
- Взял. Я сыновей Сандропулоса давно знаю, в море с ними ходил. Помехой не будут. Только скажи, кирие - ты правда, веришь, что нам позволят такое дело?
