тебя защитить, придется выбирать кого-то другого в стражи, и, поверь, не всегда удобно делить оружие с одним, а постель с другим. Тем более в твоем случае. – Она улыбнулась, а вот я, наоборот, нахмурилась. Намек на мое южное происхождение был понятен, как и про удобство стража и мужа в одном лице, но…
– Он справится, – ответила я с уверенностью, хотя в глубине души и не ощущала ее.
Оливия остановилась и похлопала меня по плечу:
– Надеюсь, милая, потому как разбитое сердце еще никому не помогало в жизни.
За обедом выяснилось, что бабушка вместе с Оливией покинула усадьбу. Надо ли говорить, что за столом я сидела как на иголках. Неизвестность пугала хуже отказа. Что она задумала и куда ее понесло? И была ли фраза «Через мой меч» простой угрозой или планом, который она поехала воплощать?
Когда все успело настолько усложниться, что я стала всерьез опасаться за жизнь Тореса? А когда успела принять предложение и стать невестой? Н-да… о моей жизни только роман писать. И что я буду рассказывать своим детям? Знаете, милые, ваш папа сделал маме предложение, она думала-думала, а когда одна бабушка проткнула ей мечом плечо, тут же решила выйти за него замуж. Нет, бабушка не была плохой, просто у нее манера обучения такая. Чуть что, мечи в руки и вперед – мудрость втыкать.
Впрочем, плохо было не мне одной. Хасар даже вилку с трудом держал, настолько его измучили тренировки. Упрямый… Мне бы такую силу воли – до полудня выдержал, еще и вечером пойдет.
С Диком у нас возникло своего рода молчаливое соглашение. Я говорила много нужного и полезного, найденыш хмурил брови либо нехотя кивал. Но в целом вел себя примерно, то есть подкупался и уговаривался, когда нужно было умыться, одеться, посидеть и посмотреть книжку, а не прыгать на моей кровати. Ему отгородили ширмой угол комнаты, и там на кушетке он устроил настоящее гнездо из одеял и подушек, куда закапывался с головой и тихо сопел.
Вот кого он слушал сразу и безоговорочно, так это Хасара. Мне оставалось только завидовать авторитету вассала.
На обед Дик дал себя уговорить выйти к столу, но больше ерзал на стуле да баловался, чем ел.
Удивил Дитрих. Сел с Диком, завладел рукой мальчика и терпеливо доказывал, что суп удобнее есть ложкой, а не прихлебывать из тарелки. Дик мрачнел, пыхтел, но возражать боялся. В итоге он сам, скатерть, рукав Дитриха и подол моего платья носили на себе следы учебы: желтые потеки супа-пюре из тыквы. Со вторым блюдом, куском мяса и тонко нарезанным картофелем, дело пошло быстрее. Дик старательно тыкал вилкой в тарелку, второй рукой таская куски и украдкой отправляя их в рот. Найденыш на глазах становился похож на обычного ребенка, и я следила за его успехами, ощущая приступ материнской гордости.
После обеда я прикорнула, давая отдых измученному вчера организму. Дик был со мной солидарен, а затем нас обоих бесцеремонно разбудила Лазарита и предложила прогуляться.
Надо было догадаться, когда она отвергла платье и настояла на том, чтобы я надела штаны и куртку, что понятия о прогулке у нас совершенно разные.
– Знаешь, сколько поколений здесь тренировалось?
Лазарита легко пробежала по бревну, побалансировала на краю, повернула обратно. Я с сомнением оглядела потемневшее, но вполне еще крепкое бревно, закрепленное на высоте двух метров над землей. Не знаю, сколько поколений, но выглядело оно устрашающе.
– Нет, Дик, тебе туда нельзя, – остановила я малыша, точнее, попыталась. Тот ускользнул из-под руки, белкой взлетел на бревно и бодро так, на четвереньках, прополз по нему.
– Ну? – выжидательно посмотрела на меня ледяная. – Айрин, оно широкое. Видишь, даже ребенок прошел.
Угу, ребенок. Обезьянка на четырех конечностях. Ползком и я могу, да только княжны по бревнам не ползают.
Влезла, глянула вниз: мамочки! Помнится, у деда такое пониже и шире было, или мне это со страху кажется?
Расставила руки, поймала равновесие. Пусть я и тренировалась последний раз давно, но тело ничего не забыло. Мелкими шажками двинулась вперед.
– Нормально, – успокоила меня Лазарита, когда я дошла до края. – Мы тут каждое утро. Научишься.
Я обвела взглядом бревна, веревки, мостки, лабиринты, отвесные стены с уступами и поняла: легко не будет. Живой бы остаться.
Это нельзя было назвать тренировкой, скорее экскурсией по тропе. Лазарита показывала, что и как следует проходить, я старательно повторяла, с ужасом представляя, как будут бегать здесь завтра утром.
