– Давно хотела спросить… – Я с завистью наблюдала, как легко и непринужденно карабкается ледяная по веревочной паутине, натянутой между деревьями. – Чарина уже выбрала себе стражей, а замуж вышла?
Спросила и покраснела, настолько бестактно прозвучал вопрос, но Лазарита даже бровью не повела.
– Нет, – ответила она, спрыгивая вниз, и пояснила: – Никак из двух выбрать не может. А ты, я слышала, торопишься?
Я пожала плечами. Обсуждать свою личную жизнь я была пока не готова.
– Знаешь, – вдруг помрачнела Лазарита, – дело твое. Если Торес нравится, выходи, только страж тебе все равно понадобится. Мой отец не защитил маму, и, когда они погибли, нас с сестрой воспитывал Лаккери – второй страж мамы. Как видишь, не такие уж мы и сильные, раз все равно гибнем.
Повисла неловкая пауза, я с жалостью взглянула на Лазариту, готовясь принести соболезнования, но ледяная вдруг зло мотнула головой:
– Не вздумай жалеть! Она погибла как герой, защищая ваш мир, чтобы такие, как ты, могли спокойно танцевать и развлекаться!
Дик испуганно прижался ко мне. Я обняла его за плечи, успокаивая.
– Если тебе будет легче, жалеть не стану.
Грязевая лужа, через которую были перекинуты качающиеся на веревках бревнышки, медленно покрывалась корочкой льда.
– Жалость – не всегда слабость. Сильный должен быть милосерден, иначе вы ничем не отличаетесь от того, кого охраняете!
– Ну ты… – Лазарита сморщила нос и явно хотела выругаться, но покосилась на Дика и сдержалась.
Признаю, сравнение с проклятым было не совсем удачным, но других слов у меня не нашлось.
– Ничего не знающая южанка? – подсказала я.
– Язва, – припечатала Лазарита.
– Есть в кого, – улыбнулась я.
– Побежали! – вдруг сорвалась с места ледяная.
Теперь пришла моя очередь вспоминать бранные слова, ибо отстать было ниже, да-да, того самого почти похороненного, но удивительно живучего княжеского достоинства.
Поздно вечером меня пригласили к бабушке. С неприятным чувством я входила в кабинет. Что такое решила сообщить мне Нурея, что не могло подождать до утра? Вошла, остановилась на пороге.
Бабушка в дорожном костюме, значит, даже переодеваться не стала, прохаживалась перед окном. Кивнула на кресло:
– Присаживайся, Айрин.
Я осталась стоять. Она сделала вид, что не заметила мой маневр, подошла ближе, встала напротив. Ее внимательный взгляд я встретила во всеоружии и глаз не отвела.
– Айрин, – смягчилась Нурея, – разговор предстоит серьезный. Право, сейчас я думаю, что порядком сглупила, когда отказалась забрать тебя восемь лет назад. Впрочем, тогда еще была жива Эстер и… – Она помолчала, по лицу мелькнула тень плохих воспоминаний. – Ну, не будем об этом. Случилось то, что должно было случиться, и изменить прошлое мы не можем, а вот будущее – вполне.
– Я не откажусь от своих слов, – торопливо выпалила я.
– Родовое упрямство, – вздохнула Нурея и добавила: – А по-другому у нас и не бывает. Хорошо, Торес так Торес. В конце концов, его семья не так уж и плоха, и идти против ваших чувств мне не хочется, но вот мое слово: до свадьбы ты выберешь себе стражей.
– С-с-стражей?
– Стражей, – подтвердила бабушка. – Ты не обучена как следует. Что-то мы наверстаем, но все равно я не буду уверена в твоей безопасности, если рядом не будет пары хороших парней.
Все ясно. Бабушка пытается навязать мне стражей в надежде, что до свадьбы я сойдусь с одним из них. Все логично, кроме одного: я люблю Тореса, и никто другой мне не интересен.
– Зачем так много? – попыталась пошутить я.
– Я была бы только рада большему числу, – без тени улыбки ответила Нурея, и мне стало не по себе от ее серьезности, – но, насколько я успела тебя изучить, ты согласишься на двоих.