упрямиться?
– Буду, – хрипло ответил он, со страхом ощущая, как остро реагирует тело на ласку, как наслаждение затуманивает мозг, хороня остатки совести.
– Ну хорошо, – недовольно протянули за спиной. На столе задрожали огоньки свечей, и в комнате ощутимо похолодало. – Ты сам это выбрал. Девочка ничего не будет помнить утром, доволен? Только учти, она останется чужой, и ее доверие придется завоевывать. Видишь ли, милый, любовь без доверия растет плохо. Согласен?
– Нет, – повторил он, прекрасно понимая, что удар в спину отразить не сможет. И несмотря на зажатые в его ладонях руки, стоящее за спиной существо справится с ним играючи.
– Молодой и глупый, – хмыкнули сзади. Стало еще холоднее, а часть свечей погрузилась во мрак. – Заменить тебя, что ли? Второй, хоть и трусливый, но посговорчивее будет.
Отшельник промолчал. Ночь, изба, свечи, он в объятиях обнаженной женщины… И все так сложно и непонятно.
– Хорошо, откажись. Только знай, встречу с некромантом ей не пережить.
Знакомое чувство тщательно расставленной ловушки. Только сейчас он не просто попал в нее, а увяз – полностью и бесповоротно.
– Так-то лучше. – Она улыбнулась. Отшельник не видел, просто знал, что она улыбнулась. Ослабил руки, позволяя расстегнуть застежку на плаще.
Плащ упал на пол, как рухнувшая линия обороны.
Дар не обманывает – это закон. Использует втемную, недоговаривает, но прямого обмана в его словах нет. И вполне может оказаться, что своим отказом Отшельник нарушил бы какое-нибудь древнее правило, и тогда сегодняшний моральный выбор показался бы ему детским лепетом.
И все равно его не покидало чувство, что он еще пожалеет о своем согласии, и расплата будет горькой. Это такой выбор… меньшего из зол.
Плечи придавило чувство ответственности, а внутри зрело решение, окончательное и бесповоротное – он должен привести Айрин в Северную Шарналию, пусть и ценой собственной жизни.
Игры проклятого! Пять лет назад Отшельник бежал из родного дома. Бежал, задыхаясь от идиотских запретов, миллиона табу, нелогичных законов и ничем не объясненных решений Совета. Бежал, не в силах примириться с безоговорочным послушанием Матери рода. И долго не понимал, почему его отпустили. Понимание пришло через год, когда его откопали в вербовочном центре особых войск его королевского величества и предложили поработать на родину за ее пределами.
Вот она, издевка проклятого. Дар ледяных никогда не забывает о своих детях. Рано или поздно берет свое.
– Не мучай себя, – прошептало его наваждение, касаясь теплой рукой щеки. Она расправилась с плащом и теперь стояла перед ним, нацелившись на гимнастерку. – Просто доверься.
Отшельник усмехнулся – доверять он отучился давно. Провел рукой по мягким волосам, осторожно коснулся обнаженной спины, словно все еще не веря, что это происходит с ним наяву.
– Айрин будет моей, по-настоящему, – пообещал больше себе, чем ей.
Короткий смешок показал, что его упрямство оценили, но в конечном результате сильно сомневаются, а затем стало не до разговоров. Погасли свечи, погружая комнату в полумрак. Теплые девичьи губы коснулись его губ. Осмелев, он притянул девушку к себе и нежно провел рукой по ее спине. Смял губы первым поцелуем, с восторгом ощущая, как ему отвечают взаимностью.
Пусть это иллюзия, пусть одна ночь. Но кто знает, куда заведет дорога, а у него останется хотя бы это воспоминание.
Горячее тело под руками. Запах страсти, смешанный с запахом воска. Дразнящие прикосновения, и стук ее сердца под ладонью. Упоительные изгибы и становящиеся все более смелыми ласки.
Он подхватил ее под ягодицы, вжал в себя, вдыхая одуряющий запах женского тела. Торопливо подошел к кровати, осторожно опустил драгоценную ношу на постель. Пусть их первая ночь станет такой же странной, как и вся жизнь ледяных, но второй раз будет достойнее, и крестьянскую избу сменят дорогие палаты, а простыня будет не грубой льняной, а из тончайшего шелка.
Он разделся по-военному быстро, не отводя глаз от белеющего в темноте тела, затем наклонился и проложил цепочку горячих поцелуев от шеи до живота. Тонкие женские руки обхватили его шею, пальцы погрузились в волосы. Он слышал стон, чувствовал, как Айрин изгибалась под его ласками, и перестал сдерживаться. Этой ночью она целиком его, без остатка.
