– Точно! – улыбнулся Олег.
Русов распределили по завам – Асмуд и Крут с Пончиком остались с Зайнаддином, и лодку весинскую привязали за кормой зава, а Олег поднялся на борт «Аль-ваки», которым командовал Абу Бекр Ахмад ибн ал-Факих ал-Хамадани. Ко всеобщему удовольствию, Ахмад сносно говорил по-русски.
– Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим![62] – прокричал Зайнаддин.
– Бисмилла! – пробормотал Ахмад и раскомандовался, подгоняя гребцов.
– Почтенный, – сказал Олег вежливо, кивая на свободное весло, – дайте и мне отработать долг!
– Если так угодно дорогому гостю, – хитро улыбнулся Ахмад.
Олег сел, взялся за весло из дерева акации и включился в работу.
– Молодец, Олег! – крикнул Асмуд. – Пусть все думают, что мы рабы Зайнаддина. Может, тогда не привяжутся!
Завы, выстроившись в кильватер, неспешно поплыли вверх по реке, вдоль берега, почти отвесного и словно бы выложенного рукой человеческой, – такое впечатление оставляли серые плиты ордовикского известняка. С высоких крутояров выгибались крученные ветрами сосны, махали ветвями над бурой водой Олкоги. Двумя часами позже задул сильный северный ветер, и арабы подняли косые реи с парусами «сетти» – треугольными по форме. Заскрипели мачты, запели снасти. Гребцы, уложив весла, разминали притомившиеся мускулы.
Наступил вечер.
– Ахмад! – послышался голос хевдинга. – Мы тут посовещались… Короче, останавливаться не будем, пройдем исток Олкоги по темноте!
– Вас ищет Вадим? – спросил догадливый Ахмад.
– Нас-то они не ждут, – ворчливо ответил Асмуд, – хотя встрече ярл-изменник не порадуется. А вот тючки ваши распотрошат, зуб даю!
Ахмад задумался. Снял чалму, почесал потную плешь и кивнул:
– Иншалла![63]
Ветер не унимался, дул и дул в корму, натягивая «сетти» пузырями. Тьма заволокла все небо, потушила закатные сполохи, победным салютом зажгла созвездия. Ночь была безлунной, но света звезд хватало, чтобы тянуть по Олкоге бледную «дорожку к счастью».
Слева смутно завиднелись стены Гадара, крепостцы у самого истока Олкоги. За частоколом плясали отсветы костров и шатались горбатые тени, словно нечисть лесная устроила в крепости свои тайные радения.
Завы проходили медленно, с трудом. Загавкала собака, забрехала другая. Звонко разнеслась ругань, лай перешел в визг и смолк. Олег стоял у борта и подгонял неспешный зав – давай, ну давай же!
Гадар сдвинулся за корму последнего зава в караване, и тут же сильный толчок остановил «Аль-ваки». Олег полетел на палубу. Вскочив, он кинулся на нос. Там уже метался Ахмад.
– Ах, шакалы! – шипел он. – Свиные объедки!
– Что там? – подлетел Олег.
– Гляди!
Олег перегнулся через борт и разглядел мокро блестящие бревна. Они были сцеплены по четыре и связаны в плавучий заслон, перегородивший Олкогу.
– Ах, что надумали!
На берегу расслышали и увидели «нарушителей». Залязгало било, играя тревогу. Десятки людей с факелами побежали по берегу, крича и брякая железом.
– Не подпускайте их! – крикнул Олег и полез за борт.
– Куда ты? – охнул Ахмад.
– Перережу веревки!
Грубые голоса с берега поднялись на октаву, раздавая команды. Затренькали луки, жаля завы убийственными стрелами. Загремели дубовые катки под спускаемой скедией, с шумом раздалась вода, принимая кораблик.
– Весла на воду! – послышалось так внятно, будто невидимые гребцы были совсем рядом.
Олег, цепляясь за форштевень «Аль-ваки», нащупал ногой верткое бревно и оттолкнулся от зава, балансируя и приседая для пущего равновесия. Мимо прожужжала стрела и булькнула, уходя в воду. Стоя на карачках, напрягая ноги на разъезжающихся бревнах, Олег выхватил нож. Рукою нащупав мокрый узел, принялся резать его и кромсать. Затянутые ремни из моржовой кожи
