Голодного месяца, когда зашатается рог Быка Мороза, можно побегать на лыжах, пострелять и порубиться в сугробах деревянными мечами.
Модун хотела подготовить к великому бою воинов, понимающих, с кем им предстоит сразиться. Будущих соратников она подбирала исподволь, наблюдая за ребячьей игрой в орла и уток, которая требовала силы и ловкости.
Бесплодны были намерения посвятить дружину в неизбежность войны с демонами. Ни ботуры, ни сам багалык не поверят, могут и на смех поднять. А Модун предвидела, что сражение неминуемо. Знала: во главе черного воинства будет стоять странник – демон с ледяными глазами.
В полном воинском снаряжении, статная и красивая, как богиня битвы Элбиса, вышла однажды Модун к мальчишкам, собравшимся во дворе. На дудке железного восьмидольного шлема реяли пышные хвостовые перья стерха, из-под рукавов короткого платья от локтей до запястий спускались браслеты белого серебра. Серебряный пояс с ножнами и колчаном перехватывал мягкий кожаный панцирь, простеганный роговыми пластинками из точеных конских копыт. Бычий аркан висел на правом плече, а за левым возвышался рог боевого лука. В правой руке Модун был меч, левой она придерживала овальный щит, крытый дубленой кожей. Посредине в него был вклепан железный диск. Такие же, но вдвое меньше, диски окружали щит по бокам, окантованным витой медной проволокой.
Мальчишки ахнули, восхищенные. Даже знак молнии Дэсегея словно впервые увидели на правой щеке воительницы. Но вовсе не покрасоваться перед ребятами наладилась Модун. Пока они рассматривали оружие, она приметливым взором остановилась на тех, кто мог стать исполнителем ее задумки, из кого она могла создать отряд единомышленников, одержимых одной целью. Дерзкая женщина верила: сила ее юных ботуров когда-нибудь превзойдет мощь дружинных отрядов. Смелость затмит храбрость воинов багалыка…
Весь вечер просидела Модун с мальчишками у костра, рассказывая военные истории. Теперь ребята приходили вроде бы к Болоту, а на самом деле надеялись послушать старинные были.
Называя славные имена героев прошлого, воительница однажды сказала:
– Может, и ваши имена когда-нибудь вспомнят те, кто придет за вами после многих кругов жизни, чтобы поднять боевой дух народа саха. Это ль не радость?
– В Элен мирно, – заметил кто-то. – Зачем нам боевой дух?
– Мирно? – усмехнулась Модун. – Откуда знаешь? Отличишь ли шорох мыши в углу от потаенных шагов у ворот? Всегда ли сумеешь распознать ложь в лице, как будто правдивом снаружи? Боевой дух учит четко отличать одно от другого, поэтому пестовать его нужно всегда.
Она не стала рассказывать, как в год Осени Бури сама обманулась спокойствием в Элен и как жестоко за это поплатилась.
Модун понемногу объясняла ребятам основы воинской науки. Мальчишки узнали, что ратное искусство включает не только совершенное владение верховой ездой и оружием, как они думали, но и многое другое. Любая малость имела значение в этом мастерстве, и все было слито звеньями одной цепи. Модун говорила и о секретных знаниях, что удваивают силу и внимание человека. Открыв рты, огольцы впервые слушали о военном волшебстве, особых знаках, словах и молитвах. С жаром обсуждали древние приемы управления внутренним огнем, некогда влитым в воинов-предков мастером Кудаем, как плавленое железо в формы.
– Все это, – говорила Модун, – должен знать и уметь посвященный ботур. Вплоть до последней песни – подарка богине битвы Элбисе.
Для зимних вечеров воительница приготовила рассказы о правилах сражения и детальное рассмотрение оружия дальнего и близкого боя. Мальчишки горели желанием вызнать больше. Она чувствовала, что закинутое ею семя боевого духа пустило цепкие корни. Мысленным взором видела ребят возмужалыми, рослыми и красивыми в строю, складном, как щитки в броне… А покуда единственным учеником воительницы был сын.
Раз в три дня, если Модун не дежурила в дозоре, а Болот не добывал дичь по просьбе дружинного мясовара, они пешком уходили на поляну за Полем Скорби. Стражники пропускали без лишних слов, открывая тяжеленные ворота крепости утром и закрывая ночью, когда мать с сыном возвращались в заставу.
Оба они – Модун, едва вошедшая в зрелые весны, и Болот, подступивший к тринадцатой весне, были стройны и высоки. Смотрелись возле могучих кедров-братьев, единственных в долине, как две подрастающие сосны. Сдвоенная кедровая вершина маячила издалека. Деревья пели несмолкаемую колыбельную песнь могильному холму, в котором спали тела Кугаса и Дуолана. Их неупокоенные местью души прозрачной дымкой витали над головами стрелков.
Модун долго не хотела менять преданного лука. Он напоминал ей об уроке стойкого муравья. Она рассказала о храбром
