прошибла старейшину до слез. Оглянулся украдкой, досадуя на себя, и увидел, что глаза почти у всех на мокром месте. Едва не вскрикнул от изумления, приметив, как суровый Хорсун прикрыл лицо рукой. Чуть погодя, когда Дьоллох побежал в рощу, багалык тоже круто развернулся и ушел.
Паренек-то понятно из-за чего огорчился. Юный еще, не сумел достойно справиться с поражением. Ничего, полезно ему. Не следует слишком высоко думать о своем джогуре. Но и у Хорсуна было такое лицо, что лучше на пути не попадаться. Знать, разбередило душу. Может, вспомнил Нарьяну и страшный год ее смерти…
Нет слов описать, что делал с людьми вынимающий сердце и печень хомус Долгунчи! Самые заветные, потаенные воспоминания вытянул, заставил заново их пережить. Вот и Силиса растревожило полузабытое. Обнаружил внезапно, что обыденность и время незаметно обесцветили, приглушили в памяти его пятнадцатую весну. А тут вдруг нахлынуло свежо и тревожно.
…Та весна полнилась хмельным запахом сыпучих цветов черемухи. Поляна возле речки Бегуньи, где Силис встретил Эдэринку, была усеяна цветами. Пышные деревья холмились, словно покрытые сугробами. Силис тогда увидел в смешливой соседской девчонке женщину – прекрасную, как юная богиня. Белые-белые развесистые венки на их сумасшедших головах долго прятали разрумяненные лица от новой луны. А потом они обо всем забыли. Дева Луна завистливо подглядывала за первой ночью Силиса и Эдэринки до рдяной кромки в небе над скалами…
Позже пришлось отстаивать право той ночи. Хотя они были роднёй не по кровной, а по сторонней боковой линии, родичи долго не соглашались дать согласие на их союз.
Силис вздрогнул в тревоге: с ним ли содеялось чудо, что подарило лучшую женщину на Орто? Очнувшись, посмеялся над собой. Сколько весен с тех пор прошло, а сердце, через глаза любуясь женой, все еще учащенно стучит!
Долгунча чем-то похожа на Эдэринку. Такая же рослая и черноокая. Ввечеру эта девушка удивила его, испросив дозволенья переехать в долину к родичам деда. На северной родине у нее, оказывается, никого не осталось. И все же странно, что человек по собственной воле решил покинуть края, где явился на свет.
Говорят, Долгунча и своих помощников уговаривала здесь остаться, уехать хотя бы после торжищ в Эрги-Эн. Плакала даже. Не согласились. Сами, удивляясь немало, убеждали ее домой вернуться. Тоже напрасно, вот жалость-то.
Много потеряют хомусы от их разрыва. Приятно для слуха вместе звучали, больно складные песни надвое раздирать. Завтра после конных скачек отправятся парни обратно на север. Одни, без Долгунчи.
Конные скачки в завершающий праздничный день с новою силой взовьют над Тусулгэ веселые голоса. Но сперва на расчищенном поприще с утра учинятся шутливые состязания. Сильные парни с седлами на спинах побегут по кругу аласа, кто быстрее. На втором круге к седлам приторочат поклажу. Затем настанет черед молодцев, которые побегут наперегонки с лошадьми. Вначале с места сорвутся люди, а лишь достигнут четверти назначенного пути, наблюдатели пустят коней.
Бегунов нынче всего трое. Знаменитый Сюрю?к, в свое время опередивший не одну ретивую лошадку, напрочь отказался вновь себя испытать. Две весны назад его сильно помял на охоте лесной старик. Сломанная левая рука срослась неправильно, вывернулась тылом ладони к боку. Видно, спутав себя с десницей, на предыдущих состязаниях сбила Сюрюка со стези направо. Костоправ Абрыр предложил снова сломать строптивую конечность и срастить как надо. Но скороход не отважился.
Каждому хозяину не терпится показать преимущество своих сильных и резвых коней. Обученные, они слушаются голоса человека, малейшего движения его колен на своих боках. У воинов с лошадьми занимаются приставленные люди. Объезжают до холощенья, к двум-трем веснам после первой стрижки. Купают, кормят отдельно от других, отмеряя пищу в зависимости от времени года и возраста коня.
Силис прикинул, чей скакун может прийти первым. Наверное, опять нравный вороной Хара?ска отрядника Быгдая.
Малошерстного коня с непривычно маленькой головой и высокими ногами Быгдаю пять весен назад посчастливилось выменять в Эрги-Эн у кого-то из заезжих торговцев. За всего ничего – кусок самородного золота с кулак величиной. Правда, добавил еще три связки соболей да пять медвежьих шкур. Берег Хараску, сам ходил за тонконогим, никому не доверяя. В морозные зимние дни держал в теплом стойле, отстроенном для изнеженного скакуна, и сено давал самое лучшее.
Ставка на доброго верхового – жеребенок будущего приплода. За те годы, пока Хараска бегает, Быгдай, должно быть, табун себе сколотил. Надо присмотреть за пылкими игроками вроде Манихая, способных в безрассудном порыве проиграть всех своих жеребят.
Кончатся скачки, и Силис с главным жрецом проведут славный обряд освобождения лошадей по старинному обычаю Кый. Отправят в исконные земли восемь кобылиц священного белого окраса с вожаком во главе.
В пределах Верхнего мира, не ведающих заката, на привольных молочных лугах пасутся громовые табуны небесных жеребцов и кобылиц. По аласам Срединной земли гуляют их братья и сестры – лошади белых, дымчатых, мышасто-серых, бурых мастей. Редко –
