– Есть идеи, деда?
Старик отпрянул от этого чистого пронзительного взгляда.
– Нет. Гм… дай потом знать, что ты нашел. В своих изысканиях…
– Да!
Приняв это как знак одобрения, Бенджамин вскочил со стула, метнулся к двери, встал как вкопанный и обернулся.
– А кроме библиотеки, куда еще можно податься?
– Податься?
– Пожарные тренируются в пожарной части. Машинисты учатся водить локомотивы в депо. Врачи…
– А куда податься мальчику, – сказал дедушка, – чтобы с отличием сдать экзамен на ящера первого класса?
– Вот именно!
– Пожалуй, в музей Филда, где выставлены груды костей из чердачного этажа Господа Бога. Динозавр-колледж. Ни дать ни взять! Вот куда мы пойдем!
– Деда, вот здорово! Спасибо тебе. Будем носиться как угорелые и улюлюкать!
И – бац! Хлопнула дверь на улицу. Мальчугана как ветром сдуло.
– Будем, будем, это уж как пить дать, Бенджамин.
Дедушка налил сиропу, всматриваясь в золотистые блики и раздумывая, как охладить пыл пламенного мальчишки.
Пожаловал огромный неистовый зверь. Их забрал большущий безудержный монстр. То есть поезд. До Чикаго. И Бенджамин с дедом оказались в брюхе чудовища, так сказать. Что-то крича друг другу и улыбаясь.
– Чикаго! – выкрикнул проводник.
– А почему он не сказал про музей Филда?! – нахмурился Бенджамин.
–
И спустя несколько минут:
– Вот он!
Они вступили под сень фресок, на которых одни твари угрожали разинутой пастью другим тварям так, что захватывало дух. Рука об руку, они дивились тому, сколько плоти кануло в небытие, изумленно таращили глаза на вызволенные из недр земли и заново собранные скелеты. Любопытство одного шагало бок о бок с любопытством другого. Восторги юного вызывали давно забытую восторженность у пожилого.
– Посмотри, дедушка. Ты видел здесь хоть кого-нибудь из Грин-тауна?
– Только ты да я, Бенджамин.
– Единственные из наших, кого я помню, – мальчик перешел на шепот, – это мама и папа…
Во избежание сантиментов, дедушка быстро перехватил инициативу:
– Уж им-то здесь наверняка нравилось, сынок. А вот, посмотри-ка сюда!
Они зашагали дальше, изумленные, потрясенные, ошеломленные жемчужиной в коллекции кошмаров, запечатленных Чарльзом Р. Найтом[6].
– Он – поэт с кистью, – сказал дедушка, балансируя на краю Большого каньона Времени. – Шекспир фресковой живописи. А ну- ка, Бенджамин, где тот большой пес Рекс, о котором ты так мечтаешь?
–
Над ними вздымалась колоссальная фигура. Они вприглядку подбирали неслышные мелодии на длинном ожерелье-ксилофоне из костей.
– Лестницу бы сюда.
– Чтобы вскарабкаться по ней, словно безумный дантист, и попросить пошире открыть ротик?
– Деда, он что,
– Как моя тёща на нашей свадьбе. Хочешь, посажу тебя на плечи, Бен?
– А можно?
У дедушки на плечах Бенджамин, затаив дыхание, прикоснулся к… древней Улыбке.
Потом, словно что-то было неладно, притронулся к своим губам, деснам и зубам.
– Засунь голову в пасть, сынок, – предложил дед, – посмотрим,
Шли недели, бежало лето, росли стопки книг. В комнате Бенджамина расстилались наброски – чертежи костей, стоматологические карты юрского и мелового периодов.
