Седьмая казнь

– У этой гусеницы восемь сегментов. Ливингстон мог использовать ее как условное обозначение, чтобы показать масштаб карты, понимаете?

– Восемь сегментов – восемьдесят миль, – кивнул Грей.

Не самое весомое доказательство, что они на правильном пути, но хоть что-то. Джейн улыбнулась Дереку, одобрительно похлопав его по руке.

Сейхан, сидевшая у перил террасы, сообщила:

– Похоже, наш проводник.

Шум лодочного мотора становился все громче. К причалу внизу подошло странное судно. Эта лодка явно многое повидала. Окрашенный в зеленый цвет металлический корпус был сильно поцарапан, ветровое стекло пересекала трещина, похоже оставленная пулей.

– Тут мелко, – заметила Сейхан. – Не знаю, удастся ли ему причалить.

Однако человека за штурвалом такие мелочи не заботили.

– Он даже не притормаживает, – пробормотал Дерек, отступая на шаг.

Лодка подошла к причалу – и проследовала дальше. Нос задрался, когда кораблик ударился о берег, и показал что-то вроде танковых гусениц. Кораблик-амфибия выбрался из воды и, поравнявшись левым бортом с террасой, замер.

Капитан улыбнулся, довольный произведенным впечатлением.

– Muraho! – приветствовал он собравшихся на родном языке – киньяруанда. Несмотря на возраст – проводнику уже исполнилось шестьдесят, – выглядел он подтянуто, и лишь кое-где в темной шевелюре посверкивала седина. – Добро пожаловать в Акагеру! Мое имя – Ной Мутабази, и хотя эта штуковина и не похожа на ковчег, но на воде держится неплохо, – сказал он, похлопав по борту лодки.

Однако удивительным был не только способ прибытия.

Проводник пришел не один.

Ковальски отступил на два шага.

– Кто это у вас там? Лев?

Из-за сиденья штурмана показалась по-кошачьи изогнутая спина. В зевающей пасти блеснули длинные клыки и розовый язычок.

– Мой штурман. Звать – Рохо, на суахили значит «призрак».

Имя зверю очень шло. Снежно-белая с золотым отливом шкура, глаза глубокого янтарного оттенка… Мутация, в результате которой появлялись на свет белые львы, называлась не альбинизм, а лейкизм – более редкая генетическая особенность, при которой происходит лишь частичная потеря пигментации.

Ной почесал спутника за ухом, и в ответ послышалось рычание, вероятно, аналог кошачьего мурлыканья.

– Он еще совсем малыш.

– Это малыш? – не удержался Ковальски.

Грей вполне разделял изумление великана. Киска весила фунтов сто, не меньше!

– Да, совсем малыш. Через месяц ему исполнится год. – Ной потрепал льва по шее. – Видите, грива еще не отросла. Парень даже рычать толком пока не умеет.

Джейн улыбалась так, словно ей не терпелось приласкать львенка.

– Как он к вам попал?

– Два года назад в парк привезли трансваальских львов вместо тех, что ушли с этой земли много лет назад. Львы и носороги – когда-нибудь у нас будут и черные носороги! – вернут Акагере былую славу.

Во взгляде Ноя отражалась надежда на прекрасное будущее.

– А что же Рохо? – не отставала Джейн.

– Ах да… Ну, одна из львиц разродилась тройней. Выжить на воле непросто, детеныши часто гибнут, и мы забрали Рохо, чтобы двум другим было попроще. Да и браконьеры непременно добрались бы до белого львенка…

– И вы оставили его себе.

– Чтобы воспитывать. Выпустить его, когда он подрастет и сможет постоять за себя. Обычно в таком возрасте мать учит детенышей охотиться, вот я и вожу его с собой, куда могу.

Грей глянул на солнце, медленно опускавшееся к глади озера.

– Пора отправляться. Нам нужно быть на месте до захода солнца.