Еще она вспомнила, как доктор Кану упоминала об уникальной биологической особенности архей – изменчивости, о том, что бактерии этого вида могли соединяться в длинные нити или провода. Могла ли сеть связанных друг с другом микробов записать схему раздражений в мозгу, особенно если импульсы были вызваны достаточно сильными воспоминаниями, и затем повторить эту схему?
Сафия безмолвно шевелила во сне губами.
Кэт вздрогнула, представив себе, что может происходить сейчас в ее голове.
Рори склонился к Сафии и шепнул ей на ухо:
– Что ты сказал? – нахмурилась Кэт.
– Спросил на коптском, как ее зовут.
– Зачем?..
Голос Сафии прозвучал тихо, словно донесся со дна глубокого колодца:
Услышав ответ, Рори в испуге отскочил в сторону.
– Что?!
Он перевел взгляд на ноутбук, лежавший поверх мехового одеяла, снова посмотрел на Сафию.
– Она сказала, что ее зовут Саба.
– И что в этом такого?
– Как раз перед тем, как вы появились на станции, Сафия выяснила имя женщины, той мумии на троне, от которой потом и заразилась. Ее звали Саба.
Вот это и есть пример самовнушения!.. Просто если долго биться над загадкой, воспаленный мозг может ухватиться за соблазнительную информацию.
И все же…
Она пристально посмотрела на Рори:
– Как вы узнали ее имя?
– Нашли среди татуировок на теле.
Кэт протянула Рори диск с данными, который уже давно забрала у Сафии, и сказала, указывая на ноутбук:
– Держи, выясни еще что-нибудь.
Надо попробовать все.
Парень охотно взял диск и сел перед компьютером, скрестив под собой ноги.
Кэт повернулась к Сафии, мысленно приказывая ей продолжать борьбу, проверила ее температуру, сменила компрессы и заставила больную проглотить еще таблетку аспирина.
Рори у нее за спиной стучал по клавиатуре, что-то бормоча иногда раздраженно, иногда ошарашенно.
У входа в палатку послышался голос.
– Привет. – Говорил Джозеф, старший из троицы инуитов. – Кто-то идет. С гор спускаются огни.
Кэт встала, схватив пистолет.
В тысячный раз идет она сквозь обжигающие пески, мимо буйволиных остовов, мимо растерзанных тел птиц всех цветов и размеров, где даже падальщики рухнули, пресытившись.
Из деревни слева доносятся крики, плач, похоронные стенания.
И все же она упорно идет к кроваво-красной реке. Мимо проплывают тяжелые крокодилы, брюхом к солнцу. В тростниках запуталась лягушачья кожа. Вьются тучи мух, как морские волны за дельтой Нила.
Другие картины приходят, вытесняя это воспоминание.
Вот женщина прижимает к груди умирающего ребенка.
Вот девушка задыхается в невыносимом жару.
