весь мир в понимании нашего патогена, а после событий в Арктике нам нужно быть во всеоружии.
Сафия присела на край постели Пейнтера.
– Кстати, как дела на острове Элсмир, на «Авроре»?
– Работа кипит. Там сейчас больше микробиологов и специалистов по инфекционным болезням, чем белых медведей. Мы еще не скоро узнаем, какое влияние на экологию оказал выброс микробов в небо. Но пока мы настроены оптимистично. В Арктике холодно, тропический микроб вряд ли найдет себе пищу вне теплокровного носителя.
– Будем надеяться, что в Арктике не потеплеет.
Пейнтер кивнул. Хотя способ спасения планеты Саймон Хартнелл выбрал не самый удачный, цель он преследовал благородную.
Омаха подмигнул Кэт:
– Давай, покажи ему настоящий подарок.
– Какой подарок? – удивился Пейнтер.
Кэт улыбнулась:
– Хотели отдать, когда тебя выпустят из карантина, чтобы ты мог подержать его своими руками… – Она открыла портфель и достала прозрачную папку, в которой желтел лист бумаги с поблекшими строчками. – Нашли в склепе Дэвида Ливингстона. Его оставил один джентльмен, который очень хорошо умел хранить тайны, в отличие от своего друга.
Пейнтер взял в руки полуистлевшее письмо и держал его очень осторожно, особенно разглядев подпись внизу страницы.
– Это от Марка Твена, – пробормотал он.
Вспомнились строки из записной книжки Теслы о событиях 1895 года, о путешествии Твена и Стэнли в Судан по следам Ливингстона.
Раздумывая, не встретится ли здесь дополнение к той истории, Пейнтер погрузился в чтение письма, датированного 20 августа 1895 года.
Джентльменам и прекрасным дамам,
которые прочтут это письмо.
Во-первых, стыдитесь, что вы нарушили покой могилы Дэвида Ливингстона и песчаных гробниц, куда вам заходить не следовало, – но в то же время примите мои сердечнейшие поздравления, поскольку вы обладаете здравым смыслом и удача на вашей стороне (или и то и другое!), раз уж вы решились потревожить вечный сон бедняги Ливингстона. Как хорошо, что добрый доктор вновь готов лечить тех, кто стучится у его могильного камня в аббатстве. Поверьте, мы оставили вам достаточное количество самой страшной тинктуры.
Однако предупреждаю, что лечению сопутствуют некоторые довольно поучительные и настораживающие результаты. Я сам из предосторожности прошел это лечение и во время горячечного периода выздоровления обнаружил, что вижу и слышу не то, что меня окружает, а ожившие воспоминания другого человека, того, чьи кости лежат перед вами. Я видел голубые озера, на берегах которых никогда не бывал, темные джунгли, где не ступала моя нога, и прочие картины, добрые и ужасные, и жестокость человека к тем, чья кожа темна в темной и ужасной Африке. Я чувствовал страсть, словно мою собственную, того, чьи воспоминания проносились передо мной, его глубокую преданность всем обездоленным, его благочестивую веру в Бога, который любит всех, и его безграничную любознательность о том, что лежит за горизонтом.
Я скорее человек слова, нежели человек науки, и не претендую на знание чего-то большего, чем знает подметальщик улиц, в том, что касается устройства мира. И все же я бы желал каждому человеку встать на место другого, поистине ощутить другую душу, хоть бы и в горячечном сне. Насколько добрее был бы наш мир!
Так пейте же до дна эту настойку и цените дни, оставшиеся вам в жизни, потому что однажды все мы окажемся здесь. И хотя избежать смерти невозможно, давайте постараемся прожить наши дни так хорошо, как сделал это добрый доктор Ливингстон.
Прочитав последнее пожелание, Пейнтер улыбнулся.
Верно сказано.
Итак, Твен и Стэнли узнали, что в мумифицированном теле Ливингстона содержится лекарство. Он вспомнил, что было сказано у Твена в записках о Судане, как они со Стэнли обнаружили в гробнице средство, но не лечебную настойку. Вероятно, путешественники так и не поняли механизм развития болезни или процесс лечения, как не поняли его в свое время египтяне или слоны, но осознали, что процесс мумификации был средством, а тело
