технологиями, созданными еще людьми в их золотую эпоху рассвета. А синтетики вам взамен обещают содержать детей на этих станциях до достижения ими пятнадцати лет. Ради сохранения человеческого генома. Почему? Потому что вы все – и синтетики, и миротворцы из Гильдии, – вы все надеетесь, что человечество однажды возродится. Вы все жаждете однажды вернуть людей с их способностью творить, придумывать и познавать. Но вы все желаете каким-то образом избавить несчастное человечество от его плохой стороны. От способности уничтожать. Это ключевой супервопрос, над которым, уверен, думают не только в Гильдии, но и у синтетиков. Ответа пока нет. Люди по-прежнему остаются людьми. С чипами в голове они превращаются в худший вариант роботов. А без чипов рано или поздно вырождаются в то, что обитает в данный момент на верхнем уровне этой станции. Добро пожаловать в мир людей, дорогие мои! – И Питер растянул губы в белозубой, обезоруживающей улыбке.
Глава 3
Таис. Макс, рассказы о прошлом
Пушистик смотрел ей прямо в лицо. Взгляд долгий, осмысленный. Потемневшие радужки его небольших глазок не выражали абсолютно ничего: ни грусти, ни радости, ни привязанности. Он просто смотрел, тихонько шевелил ушами, а потом повернулся и потрусил куда-то вдаль.
Таис не могла рассмотреть местность, не могла оглядеться, но почему-то понимала, что нужно идти за Пушем. Мало того, ей следует торопиться.
И она заторопилась, но ноги слушались плохо, то и дело застревали между камней и наливались непонятной тяжестью. Шаг, еще шаг, еще…
Пуш маячил где-то впереди светлым размытым пятном. Дорога поднималась вверх, становилась крутой и тяжелой. И вдруг Таис оказалась наверху, словно перескочила какой-то кусок своего путешествия.
Перед ней развернулась долина, полная дыма и черных теней. Полыхал огонь, сверкали вспышки выстрелов, и стало понятно, что это война. Война надвигалась, черная, беспощадная и яростная.
В войне нет ничего хорошего и не может быть.
Но избежать ее не удастся, и тут уж ничего не поделать.
Завыл сидевший рядом Пушистик, и тоскливый высокий звук его голоса наполнил пространство ужасом. Таис вздрогнула и проснулась.
В каюте царил полумрак, лишь вдоль стен коридора горела тонкая нить диодов. Тишина стояла такая, что почудилось, будто Таис находится в абсолютной пустоте. Ничего нет, кроме этой каюты, дивана и спящего Федора.
Федька дышал еле слышно. Он лежал на животе, одна нога свесилась с кровати, загорелая спина ничем не накрыта. Таис не стала его будить. Уселась, убрала с лица разлохмаченные патлы, поправила сползшую лямку майки, той самой майки, что нашлась в шкафу этой каюты, зевнула.
Сон потихоньку покидал ее сознание, растворялся в тишине и покое. Тревожный и нехороший сон, он почему-то напомнил о тех временах, когда она с Федором жила на Нижнем уровне Моага.
Словно нехорошее предсказание или мрачное напоминание о том, что в мире не все так гладко и славно, как хотелось бы. Лучше забыть этот сон и не вспоминать, выкинуть из головы, как ненужные файлы из системника.
Таис снова улеглась на спину и улыбнулась одними кончиками губ. Ей пришло на ум, что каюта невероятно классная и что в ней вполне можно было бы жить. Вот лежишь себе и не думаешь, что надо бежать, топить печь, носить воду в кувшине и лепить лепешки из теста. Или поливать огород, или полоть грядки.
И не надо переживать, что разразится буря и смоет в океан твой жалкий домишко.
Здесь, на этом крейсере, можно было бы и детей растить.
Мысли о собственных детях в последнее время посещали часто. Федька не говорил об этом, но Таис понимала, что этот вопрос беспокоит и его.
Как жить дальше?
И речи не было о том, чтобы заводить потомство в деревне дураков, как Таис привыкла называть деревеньку на краю океана. Она просто не представляла, как будет полоть грядки, например, с младенцем, привязанным к спине. Или как ее собственный ребенок будет голышом ползать по земле и совать в рот камушки и палки – что подберет.
А Таис в это время будет чистить рыбу, таскать воду, колоть дрова и мечтать, что Федор наловит рыбы достаточно, чтобы прикупить этому ребенку наконец хоть какие-то штаны. Ну уж нет!
Не такого будущего она желала себе и своим детям.
А школа? Где бы учился их ребенок, если бы они завели его в деревне? Считал бы ракушки на берегу? Или по слогам учился бы
