– Под мостом через Вильняле, – кивнула его гостья. – Который ведет в Ужупис. У вас есть карта? Давайте сюда, я отмечу.
И действительно поставила отметку, царапнув по карте ногтем. След от ногтя остался зеленый, тонкий, как от гелевой ручки. Ничего себе маникюр.
– И набережную возле моста Короля Миндаугаса вы нам неожиданно оживили, – сказала девица. – Летом там начнут собираться любители линди-хопа, это уже решено. Правда, гондола вам, положа руку на сердце, не то чтобы удалась. С другой стороны, какие тут могут быть гондолы? Наша городская реальность довольно пластична, но у всякой пластичности есть предел. Поэтому получился просто нелепый прогулочный катер под гордым названием «Вильнюсская гондола». Ладно, куда теперь деваться, пусть катает туристов… А вот что касается предложенных вами оттенков заката, я по-прежнему решительно против. Малиновый мы уже неоднократно пробовали, ничего интересного в этом цвете нет. Грубый, кричащий и, что гораздо хуже, такой можно практически ежедневно наблюдать в других городах. А нам все-таки положено быть особенными. Говорю не из тщеславия, просто быть особенными – наша прямая обязанность. Можно сказать, у нас с Вселенной контракт.
Вспомнил:
– Ну точно. Был такой спор! Только вы тогда выглядели… как бы сказать помягче… не самым приятным типом. Сейчас гораздо лучше, честно говоря.
– Да нормально я тогда выглядел, – вздохнула девица. – Самый что ни на есть подходящий облик для совещания: чтобы ни у кого язык не повернулся со мной спорить. Просто ради экономии времени. Но с вами это не сработало, спорили все равно. За что вам, собственно, тоже спасибо. Дали мне повод лишний раз произнести вслух некоторые важные вещи, о которых мы все то и дело забываем в повседневной суете. Коллеги потом благодарили за напоминание, а это дорогого стоит. Они, как и я, довольно неприятные типы. В смысле просто так, из вежливости не благодарят.
И помолчав, добавила:
– Здорово, что вы кое-что помните. А то было бы совсем трудно договориться о компенсации. Денег-то я вам предложить не могу. Вообще ничего материального. Парочка круассанов на завтрак – мой потолок.
Усмехнулся:
– Круассанов, которые мне приснились?
– Да, – легко согласилась девица. – Можно сказать и так.
Помолчали. Наконец он спросил:
– Но что же тогда?
– Память, – откликнулась девица. – Я считаю, вы имеете полное право помнить все, что вам здесь приснилось. В подробностях и деталях. Не только до отъезда. Всегда.
Посмотрел на нее с интересом. Действительно отличное предложение. Причем вне зависимости от того, во сне оно сделано или наяву. Если есть хоть малейший шанс не забыть, что приснилось, надо им воспользоваться, а потом уже думать, возможно такое или нет.
Сказал:
– Хорошее предложение. Мне всегда было обидно забывать свои сны. Все-таки очень интересная часть жизни; уж точно ничем не хуже кино или книг. С детства изобретал разные способы их запомнить, но с тех пор, как пришлось начать вставать по будильнику, пользы от этих способов куда меньше, чем хотелось бы.
– Да, – согласилась его собеседница. – Будильники – великое зло. Впрочем, не столько они, сколько сама идея насильственно будить людей в какое-то определенное, заранее назначенное время. Отказ от естественного пробуждения нанес человечеству куда больший ущерб, чем все эпидемии вместе взятые, это факт.
Некоторое время они молчали, объединенные общей печалью. Наконец девица поднялась, поддернула сползшие штаны с котятами, буднично спросила:
– Ну что, договорились? Компенсация вас устраивает?
Спохватился:
– Ой нет, погодите! Все это прекрасно, но слушайте, если это и правда хоть как-то от вас зависит, я бы хотел проводить побольше времени наяву.
– Ладно, – кивнула она. – Не вопрос. Имеете полное право. Хотя, конечно, будь моя воля… Но нет. Больше никакой моей воли. Приятного отдыха. Мне пора.
И вышла из квартиры – через дверь, как обычный человек, не дав себе труда превратиться во что-нибудь фантасмагорическое, или хотя бы исчезнуть у него на глазах. Как будто была взаправду, а не мерещилась. Бывают такие упрямые сны.
