любых оков.
Но теперь повод был, спасибо прекрасному бармену Васе. Или Сэму. Один черт, все равно его не существует. Зато существует стакан. А я сошла с ума, это любому дураку понятно. Ну и пусть. Подумаешь. В конце концов, когда тебе сорок два года, и даже та фигня, которая была у тебя вместо личной жизни, давным-давно осталась в прошлом, влюбиться в галлюцинацию – самый щадящий и безопасный вариант. В живого человека – вот это действительно был бы ужас. Даже думать не хочу.
Так свыклась с мыслью о собственном тихом, необременительном безумии с легким осложнением в виде ночных прогулок до Бенедиктину и обратно, что совершенно не удивилась, когда во время шестой, что ли, по счету вылазки снова увидела красные неоновые буквы «Bar» и распахнутую настежь дверь, из-за которой лился зеленоватый свет.
Вошла, не раздумывая.
Красавчик Вася-Сэм обрадовался, похоже, даже больше чем она.
– Фанни! – воскликнул он, выскакивая из-за стойки. – Мне снова приснилась Фанни, все получилось, ура!
И прежде чем успела сообразить, что происходит, обнял ее, приподнял над полом и закружил, легко, как ребенка. Впрочем, что ему какие-то семьдесят шесть килограммов, он же галлюцинация. Законы физики ему не писаны.
Наконец поставил на место и сказал:
– Ты такая молодец, что меня укусила!
Даже не удивилась, что он перешел на «ты». После ее давешней дикой выходки глупо продолжать держать дистанцию. Укус, если подумать, сближает больше, чем поцелуй.
Спросила:
– Тебе что, понравилось?
– Не очень, – рассмеялся Вася-Сэм. – Больно же было! Я даже проснулся от боли. И знаешь что? От твоего укуса остался след. Я хочу сказать, наяву он тоже был – отпечаток зубов и даже небольшой синяк. И слушай, Фанни, я с тех пор сам не свой. Это же все меняет!
– Ну прям-таки все. Я тебе, между прочим, уже сто раз говорил… – раздался голос из дальнего угла, где в прошлый раз дремал интеллигент в невидимой шляпе.
Сегодня его место занимал толстый лысый старик с лохматой седой бородой до пояса, одетый так, словно только что ограбил театральную гардеробную – поверх тельняшки красный боярский кафтан, на голове кипа, на шее огромный крест, но не поповский, а супрематический, из цветной пластмассы.
– Ты можешь говорить все что угодно, – отмахнулся Вася-Сэм. – Ты самый умный человек в мире, дружище, но ты – мой сон. А тут вещественное доказательство. Захочешь – не отмахнешься!
– Зануда, – фыркнул лысый. И демонстративно отвернулся.
– Я стакан принесла, – сказала Илона. – В прошлый раз случайно его сперла. Вернее, он остался у меня в руках, когда вы… ты… В общем, когда все исчезло. Хлоп! – и вдруг я стою на улице со стаканом в руке. Наполовину пустым. Или все-таки наполовину полным? Похоже, второе. Там еще осталась эта, как ее?.. – кайпиринья сердца. Я ее допила и пошла домой. Кстати, смотрела потом в интернете, действительно есть такой коктейль – кайпиринья. И тростниковая самогонка кашаса. И даже классификация: голова, сердце, хвост. Так и написано. Надо же, а.
– Ну, естественно, есть, – подтвердил бармен.
Взял стакан и принялся его рассматривать. Не то проверял, хорошо ли вымыт, не то искал на стекле отпечатки ее пальцев.
– Надо же, чего творится, – наконец сказал он. – Сперва этот стакан мне приснился. Потом он оказался у тебя – наяву! И ты его помыла, тоже наяву. И теперь он снова мне снится. Чистым. Чокнуться можно.
– Кто бы говорил! – возмутилась Илона. – Чокнуться! А мне каково?! Ты бы хоть объяснил, что тут вообще происходит. Я, конечно, уже почти научилась жить с мыслью, что у меня теперь иногда бывают галлюцинации. Ладно, ничего, пусть. Но если это все-таки не галлюцинация, лучше мне узнать об этом прямо сейчас. Пока я еще не успела записаться на прием к психиатру. Глупо было бы начинать принимать пилюли от того, что пока не случилось.
– Нннууу… – замялся Вася-Сэм. – Я могу попробовать объяснить, если Лев не против.
Она невольно оглянулась в поисках давешнего очкарика, но тут снова подал голос лысый дед.
– Мне-то что, – буркнул он. – Почему я должен быть против? Делай что хочешь, это же твой сон.
– А он что, тоже Лев? – шепотом спросила Илона.
– Почему – «тоже»?
– В прошлый раз был другой человек по имени Лев. Ну, ты его так называл. Он спал. И мне досталась его кайпиринья.