комнату.
В камине уже горел огонь, отбрасывая медные отсветы на обои с изображением роз – еще не раскрывшихся, полураскрытых и полностью расцветших, с белыми лепестками, подхваченными алой каймой. Поленья потрескивали, словно исполняя колыбельную. Скарлетт потянуло к массивной кровати под балдахином: пожалуй, никогда еще она не видала такого огромного ложа. Вероятно, именно из-за него комната считалась особенной. С точеных деревянных балок свисали прозрачные светлые покровы. На пуховых перинах громоздились бесчисленные подушки в шелковых наволочках и толстые стеганые одеяла, украшенные большими смородинно-красными бантами. Скарлетт уже готова была утонуть в этом мягком великолепии, как вдруг…
Стена шевельнулась. Девушка остолбенела. Комната сразу показалась ей тесной и жаркой. Может быть, это лишь игра воображения?
– Нет! – сказала она Хулиану, вошедшему через узкую дверь, которая была оклеена обоями и до сих пор оставалась ею незамеченной. – Как ты сюда попал? – Не дождавшись ответа, Скарлетт все поняла: хозяйкино подмигивание, ключи, «особые распоряжения». – Эта женщина намеренно поселила нас в одной комнате!
– Но ты же сама убедила ее, что мы любовники, – ответил Хулиан, бросив взгляд на роскошную постель.
Щеки Скарлетт залились багрянцем – цветом карточных сердец, крови и стыда.
– Я не говорила, что мы любовники! Я сказала, мы помолвлены!
Хулиан рассмеялся, но ей было не до смеха.
– Не нахожу в этом ничего забавного! Мы не сможем вместе здесь спать! Если кто-то узнает, я погибла!
– Ну-ну, не стоит драматизировать, мы не в театре. Послушать тебя, так каждая мелочь способна тебя погубить.
Ночуя в одной комнате с мужчиной, Скарлетт и впрямь подвергала себя опасности: стоило кому-нибудь об этом пронюхать, и свадьба с графом могла расстроиться.
– Ты же видел моего отца. Если он узнает…
– Никто ничего не узнает. Надо полагать, нам не случайно дали отдельные ключи от двух разных дверей, – ответил Хулиан, падая на кровать.
– Ты не должен сюда ложиться! – вознегодовала Скарлетт.
– Отчего же? Здесь вполне удобно.
Он стащил с себя ботинки и с громким стуком уронил их на пол, а затем снял жилет. Когда его пальцы коснулись пуговиц рубашки, Скарлетт воскликнула:
– Что ты делаешь?! Прекрати!
– Послушай меня, Малиновая, – сказал Хулиан, остановившись. – Я обещал тебя не трогать и слово свое сдержу. Но я не собираюсь спать на полу в этой комнатушке только потому, что ты девушка. Кровать достаточно велика для нас обоих.
– Ты в самом деле предлагаешь мне лечь с тобой в одну постель? В своем ли ты уме?
Глупо было спрашивать: определенно, Хулиан помешался. Теперь он продолжал расстегивать рубашку, делая это, по- видимому, для того, чтобы смутить девицу. Или чтобы показать себя. Отворачиваясь к двери, Скарлетт в очередной раз мельком увидела его мускулистый торс.
– Я иду вниз просить другую комнату.
– А если другой комнаты не окажется?
– Буду спать в холле.
Благовоспитанный молодой человек решительно бы этому воспротивился, но Хулиан таковым не был. Что-то с мягким шорохом скользнуло на пол: вероятнее всего, его рубашка. Скарлетт взялась за стеклянную дверную ручку.
– Постой-ка! – К ее ногам упал окаймленный золотом квадратик. Конверт. Судя по изысканной надписи, письмо предназначалось ей. – Смотри, что я нашел на кровати. Думаю, это первая подсказка.
Бабушка говорила Скарлетт, что для магистра Легендо весь мир Караваля – игровое поле. Он слышит каждое произнесенное слово. Ни один шорох не пролетает мимо его ушей, и ни одна тень не остается им не замеченной. Пока длится игра, Легендо видит все. А его самого никто не видит. Или видит, но не знает, что это он.
Выйдя в коридор, Скарлетт отчетливо ощутила на себе чей-то взгляд. Пока она изучала найденную записку, даже свечи в канделябрах горели ярче, став похожими на любопытные глаза.
Конверт, как и все другие конверты, присланные магистром, был изготовлен из розоватой бумаги с золотыми краями и распространял вокруг себя ореол таинственности. Когда Скарлетт его открыла, ей на ладонь упали лепестки красной розы и ключик
