– Рад заслужить такую похвалу вашего величества, – произнес генерал. – Не угодно ли проследовать к месту, которое выделено для ночлега вашего величества?
– Отчего же, указывай, – кивнула императрица. – Да садись сюда, ко мне, места у меня довольно.
Брюс сел в карету Екатерины, и они покатили по улицам Луги. Уже совсем стемнело, и вдруг по обеим сторонам улицы вспыхнули факелы, освещая дорогу. Это горели расставленные через равные промежутки смоляные бочки. А когда стали подъезжать ближе к дому, где должна была ночевать Екатерина, на фасадах домов стали зажигаться разноцветные масляные лампы. Чувствовалось, что для жителей Луги прибытие императрицы – большой праздник. Соответственно, и в карете Екатерины тоже царило приподнятое настроение, ее величество изволила много шутить и смеяться.
Карета подъехала к дому князя Белецкого – самому богатому зданию Луги. Когда она остановилась и слуги, открыв дверцу, откинули подножку, вокруг затрещало и заискрилось – это загорелся заранее приготовленный фейерверк.
– Вижу, вижу, Яков, как много ты приготовил для моей встречи, – с улыбкой молвила Екатерина, любившая фейерверки и вообще пышные празднества. – Ты ничего не жалеешь для своей государыни.
Губернатор московский и петербургский изобразил на лице подобие улыбки (вообще, этот суровый человек улыбаться, можно сказать, вовсе не умел). Еще бы ему не пожалеть смолы и масла для императрицы, которая за один лишь прошлый год подарила своему любимцу свыше ста тысяч рублей!
Императрица поправила на плечах соболий паланкин, шагнула на верхнюю ступеньку лесенки и огляделась. Приближенные, ехавшие вместе с императрицей и прибывшие в Лугу несколько раньше, уже выстроились в две шеренги вдоль алой ковровой дорожки, приготовленной для государыни. Они встретили появление императрицы приветственными возгласами. Екатерина в ответ милостиво улыбнулась, шагнула на алый бархат ковра…
…И в тот же миг, откуда ни возьмись, рядом с каретой появились два человека. Оба были одеты примерно так же, как все участники вояжа, – в вышитые золотом кафтаны, дорогие шапки. Только они вовсе не собирались приветствовать императрицу, у них были совсем другие намерения. У одного в руке блеснула сталь кинжала, второй держал пистолет.
Придворные, столпившиеся вокруг кареты, опешили. Гвардейские офицеры, стоявшие рядом с экипажем, тоже не успели отреагировать на появление незнакомцев. Тем более этого не мог сделать генерал Брюс, который еще находился в карете, за спиной Екатерины.
Единственным, кто не растерялся в эту минуту, оказался американский инженер Френдли. Он стоял сразу за спиной Екатерины и поверх ее головы видел все, что происходит снаружи. Едва двое нападавших выскочили из темноты, как инженер, непочтительно оттолкнув стоявшую у него на пути Екатерину, бросился вперед. В первую очередь он кинулся на человека с пистолетом и резко ударил его по руке, державшей оружие. И вовремя – убийца как раз в этот миг нажал курок. Грянул выстрел, пуля задела верх кареты и ушла в небо. Убийца не был обескуражен этой неудачей, его рука метнулась к поясу, где виднелась рукоять второго пистолета.
Однако инженер уже не обращал на него внимания – некогда было. Он развернулся к человеку с кинжалом. Тут вышло потруднее. Нападавший обладал отменной реакцией, хотя инженер несколько раз пытался взять его руку в захват, тот каждый раз ускользал и все норовил поразить острием нежданного защитника императрицы или же как-то исхитриться и ударить саму Екатерину. Но инженер этого не допускал, все время занимая позицию между императрицей и нападавшим. Одновременно он следил за тем, первым, – что он делает. А тот, наконец, вытащил запасной пистолет и взвел курок.
«Плохо дело! – мелькнуло в голове мистера Френдли. – За двумя сразу я не услежу!»
Но это и не потребовалось. Гвардейские офицеры, окружавшие карету, наконец сообразили, что происходит, и вмешались в ход схватки. Один из них выхватил саблю и рубанул по руке человека с пистолетом. Сабля у гвардейца была наточена отменно: рука отлетела, словно отрезанная бритвой. И в тот же миг из толпы выскочил бледный, очень красивый офицер со шпагой: одним движением он пронзил убийцу, державшего кинжал.
Оба нападавших лежали на снегу. Инженер поспешно наклонился к тому, у которого была отсечена рука.
– Шарф! Дайте кто-нибудь шарф, перевязать! Если остановить кровь, он выживет! – обратился он к окружающим. Кто-то из офицеров действительно потянул с себя пестрый гвардейский шарф. Но тут лежавший проворно перевернулся на бок, левой рукой вытащил откуда-то из одежды пузырек и опрокинул его содержимое себе в рот. Инженер не успел ему помешать. Когда он схватил руку с пузырьком, тот был уже пуст. Лежавший выгнулся дугой, дернулся – и застыл, глаза его остекленели. Он был мертв.
Джордж Френдли шагнул к другому убийце, которого проткнули шпагой. Тот тоже был мертв. Задавать вопросы было некому.
– Вы целы, ваше величество? – обратился красивый молодой человек к императрице, в руке он все еще держал шпагу, с конца
