Грязная, пропахшая потом одежда полетела на пол, а я рванула под горячий душ, с трудом удержав стон блаженства, когда по коже забарабанили капли воды. Господи, как мало надо человеку для счастья!
В сунутых мне вещах были губка, шампунь и гель для душа, так что радости моей не было предела. Мылась я тщательно, раза три пройдясь по коже пенной губкой, дважды вымыв волосы и только после этого почувствовав облегчение и осознание, что я наконец смыла с себя этот затхлый запах тумана и безнадежности.
Ничего-ничего! Мы им покажем кузькину мать! Да так, что еще умолять о смерти будут! Позволив себе помечтать и позлорадствовать, сильно задерживаться в душе не стала, понимая, что ванная не заперта и в любой момент у меня может появиться «помощь». Спасибо, обойдусь.
Я подгадала по времени идеально — только-только успела одеться в чужое белье и какой-то невнятный бесформенный грязно-серый с длинным рукавом балахон до щиколоток, как дверь распахнулась, и заранее похабно ухмыляющийся тюремщик нашел меня взглядом. Разочарованно крякнул, зло скривил губы и раздраженно рявкнул:
— На выход!
А мне стало его жаль. Сама удивилась. Хотя чему? Он еще может и не знать, но он уже труп. Максимум через сутки.
Сунув ноги в выделенные шлепки, торопливо засеменила в указанном направлении. Мокрые волосы, хотя и отжатые, неприятно холодили спину, на которой расплывалось мокрое пятно, в остальном же было вполне сносно. Желудок почти успокоился и лишь слегка невнятно бурчал, требуя еды. Не уверена, что стоит, лучше перетерпеть. Воды я немного выпила прямо из-под крана, так что обезвоживание мне не грозило, а остальное ерунда и временно. Шли мы, кстати, вниз и через два лестничных пролета оказались на первом этаже. Значит, и правда частный дом.
— Сюда, — раздраженно буркнул тюремщик, толкнув меня к очередным дверям, но сам заходить не стал. Лишь отчитался кому-то, кто шел за нами: — Привел.
— Свободен. — Сухой, замогильно шелестящий голос заставил напрячься и непроизвольно поежиться.
В последнее время мне очень понравилось жить, и умирать снова из-за чьей-то дурной прихоти не хотелось. Не факт, что мне повезет снова, не факт…
— Святослава… — Пока я осматривалась и понимала, что нахожусь в вычурном и весьма помпезно и безвкусно обставленном кабинете хозяина, сам он появился на пороге и первым делом прошел за стол, мимоходом махнув рукой на одно из двух кресел для посетителей: — Присаживайтесь.
Какая честь.
Саркастичная мысль мелькнула, а я уже садилась, внимательно рассматривая господина Бобрякова. Первое впечатление — неприятный, высохший от времени и внутреннего яда труп. Высокий кощей. На желтоватом пергаментном лице особенно выделялся крупный нос с горбинкой и блеклые рыбьи глаза. Седые длинные волосы собраны в низкий хвост, на висках залысины, одет претенциозно: черный шелковый шейный платок и бордовый камзол с золотым шитьем… Этакий граф Калиостро. Только если у графа была харизма, то у Бобрякова ее не было. Он был просто страшным, старым темным магистром. Кстати, не таким уж сильным, как о нем думали, это я увидела без особого труда. И эта тварь меня похитила? Да-а-а. Обидно даже.
Осмотр занял всего несколько секунд, за которые глава темного Ковена как раз устроился в кресле, вперив в меня мутный взгляд своих рыбьих глаз.
Я в свою очередь предпочла прикинуться блаженной и крайне усталой. Делать вид особо не пришлось, чувствовала я себя до сих пор на троечку с минусом, казалось, весь задор ушел на то, чтобы помыться. Сейчас снова осталась без сил, и накатила апатия. Но не такая, как раньше, не отупляющая, а скорее медитационная, направленная на отдых и накопление сил.
Молчание затягивалось. Бобряков все рассматривал меня, не скрывая пренебрежения, и в конце концов презрительно прошелестел:
— И что он в тебе нашел…
Ну да, я сейчас на мисс мира не очень похожа, даже спорить не буду. Глянула бы я на вас в том же положении и состоянии.
Не дождавшись от меня реакции, Бобряков так же сухо продолжил:
— Значит, так, слушай меня внимательно. Через три часа будет встреча. Мрачнов изъявил желание видеть на ней тебя, и мы пошли ему навстречу.
Я с трудом, но смогла удержать саркастичную усмешку. Еще бы вы не пошли!
— Стоишь, молчишь, не дергаешься.
Последние слова были произнесены с угрозой, но я лишь небрежно кивнула, так и не подняв головы. Много чести будет.
