Небо сияло, как начищенная алюминиевая тарелка, гигантская тарелка, опрокинутая над миром. В зените висел размытый огненный клубок. Деревья, развернув листья светлой стороной вверх, как могли, старались отразить хоть часть небесного огня, буквально давившего всё живое. Время Зноя – тяжёлое время на прекрасной Иноме…
«А дальше будет Время Ливней. И тогда будет по-настоящему трудно». – Вейла, совершенно нагая, выходила из озерка, курящегося паром. Я любовался ей, блаженно улыбаясь во сне.
«Мы выдержим».
«Ты уверен?» – она уже стояла в одном шаге – только протяни руку…
«Абсолютно».
«Основания для такого утверждения?»
«Всё просто. Я люблю тебя, Вейла. Вот и все основания».
Её глаза смотрят в упор.
«Только не смейся над дурочкой… Я тоже люблю тебя, Антон. И ничего не могу с этим поделать. И нет раскаяния во мне, вот что страшно».
Её глаза близко-близко.
«Возьми меня сейчас».
…Она приближалась медленно, бесшумно ступая босыми ногами. Шаг… ещё шаг… и ещё шаг… Вот сейчас она остановится и скажет – «тии ктоо?»
– Где твоё платье? – пробормотал я и вдруг осознал, что это не сон.
– Платье? – она уже стояла в одном шаге – только руку протяни. – Зачем оно сейчас?
Ещё шаг, и она оказалась на диване. Её гибкое тело излучало жар, но не обжигало – таким бывает тело больного с высокой температурой.
– Ты уже не жжёшься… – мой язык, так и не дождавшись команды от впавшего в ступор хозяина, очевидно, решил действовать самостоятельно.
– Уже утро… – она улыбалась в темноте. – Я успела слегка остыть…
Её глаза заняли всё поле зрения.
– Олла кео йо кье, – прошептала Вейла, прижимаясь ко мне. – Возьми меня сейчас…
* * * Огненный шар висел в чёрном, как сажа, небе. Звёзд, естественно, было не видно – густой светофильтр нещадно гасил их немощный свет, совершенно ничтожный на фоне солнечного сияния. Мало кто из обитателей прекрасной Иноме видит светило вот так, в его естественном виде, подумал Инбер. Там, внизу, солнце всегда выглядит размытым огненным клубком. Атмосфера бережёт хрупких обитателей от этого вот неистового света, фильтруя его, рассеивая и обеспечивая антипарниковый эффект…
– Хорошо тут у вас, Ниал. Тихо, спокойно…
– Нравится? – молодой сухощавый иномеец обвёл рукой оранжерею. – Это только кажется, что у нас тут полная тишь и благодать. Твои-то подопечные по крайней мере обладают даром речи. Растения, они же не скажут, каково им. Молча будут страдать, а мы тут думай-гадай, чего не хватает.
Солнечный шар уже погружался в белую муть, превращая горизонт в сплошное море огня, – орбитальная станция уходила на ночную сторону планеты.
– А как с суточным ритмом?
– О, это самый большой из камней преткновения на нашем пути. На свету, как известно, все без исключения представители иномейской флоры переходят на фотодыхание, с уменьшением инсоляции начинается перестройка обмена веществ, и к наступлению ночи растения вновь обретают способность дышать кислородом. Здесь же, на орбите, не сутки, а мигание. Включил- выключил свет, включил-выключил… Вот потому-то я и прошу у вашей службы подмоги. Всё-таки растения Иннуру приспособлены к гораздо более короткому суточному ритму…
– Организуем, организуем твоим ребятам экскурсии, не переживай.
– Не экскурсии, а экспедиции, уважаемый. Полноценные научные экспедиции с изучением и сбором образцов. Экскурсии нас не интересуют.
– Ну хорошо, хорошо. Будут вам полноценные экспедиции!
Последние отблески солнечного света угасли. Планета была теперь невидимой, как сама тьма. Под потолком
