Телефон-автомат бодро завывал, демонстрируя немедленную готовность оказать услугу связи, исправно глотал монетки, однако вместо соединения с абонентом вновь выдавал длинный непрерывный сигнал. Истратив последние копейки, я в сердцах врезал железному ящику в рыло. Бесстыжий аппарат поперхнулся было, но тут же завыл ещё громче – дескать, не унывай, гони монетки, парень, сыграй ещё разок в телефон-рулетку, вдруг повезёт?
Плюнув на наглое средство электросвязи, я покинул будку и двинулся к дому, где обитала моя Вейла. Моя, и попробуйте возразить.
Окна её квартиры горели червонным золотом. Вот интересно, отчего так – каждый раз, как я здесь, окна горят червонным золотом. Короткий декабрьский день? Ранний закат? Ну, может быть… может, какая-то доля правды есть и в этом кондово- материалистическом объяснении… Только это не вся правда. И не спорьте, уж мне-то видней.
И вообще, на фига мне телефон? Жили же люди тысячи лет без телефона. Разве у Ромео с Джульеттой имелся телефон? То- то!
– Эй-эй, золотая рыбкааа!!! – внезапно для себя самого гаркнул я, давая выход распиравшей меня радости. И только спустя секунду рассудок сухо и нудно подсказал – не надо вообще-то орать на весь двор, можно тихо подняться по лестнице…
– И чего тебе надобно, старче? – раздался сзади бесконечно милый голос. Она стояла, держа перед собой сетку с провизией, и смотрела на меня смеющимися глазами.
– По щучьему велению, по моему хотению, – я отнял у неё тяжёлую авоську, – хочу, чтобы весь вечер мы были неразлучны!
– То есть прямо весь-весь?
– То есть абсолютно!
– Не печалься, старче, – её глаза лучились светом, – будет тебе весь-весь вечер. То есть абсолютно! О, какая новость, гляди: «Лифт не работает»… Он и вчера уже не работал!
– Так ведь дикари-с!
– Да-да-да!
Она уже птичкой скакала по ступенькам, легко одолевая лестничные марши. Поднимаясь следом, я любовался ею.
– Смотри, не прожги на мне дырку своим огненным взором, – засмеялась Вейла.
– Уж и любоваться нельзя… Хочу и буду!
– Уму непостижимо, как можно любоваться женщиной в таком наряде, – иномейка звенела ключами, отпирая входную дверь. – Мешок с рукавами, набитый ватой, и ко всему ещё и штаны, это же просто невыразимый кошмар…
– Нормальные джинсы, чего ты. Модные весьма.
– Уй, лучше ты молчи на эту тему! Так, это всё неси на кухню. Я сейчас.
Скинув в прихожей верхнюю одежду и башмаки, я протопал на кухню, принялся выкладывать из авоськи разнообразную снедь.
– Слушай, так получается, я тебя объедаю.
– Это ты про материальный ущерб или моральный? – отозвалась она из спальни.
– Про оба.
– Значит, так… – она вошла на кухню, облачённая в немыслимую ночнушку, абсолютно прозрачную и короткую донельзя. – Насчёт материального ущерба – хочешь, подарю тебе полную авоську крашеных бумажек?
– Ух, фальшивомонетчица ты моя! – Я осторожно обнял её, притянул к себе.
– А насчёт морального – да, имеет место быть. Вот я, к примеру, специально надела этот балахончик, чтобы похвастать достоинствами собственной фигуры. Первая сколько-то приличествующая девушке вещь, встреченная мной на Иннуру. И где бурные проявления восторга? Или тебе нравятся только девушки, засунутые в мешки с рукавами, м-м?
Дальнейший поток претензий я прервал самым простым и естественным способом, просто залепив ей рот поцелуем.
– Ну всё уже, всё… – отдышалась наконец она, облизывая губы. – На чём мы остановились? Да, возмещение морального ущерба. Рисовую кашу на молоке готовить умеешь?
– Йес, мэм!
