Дворец культуры «Родина» гудел, точно растревоженный улей. Не скажу однозначно за Новый год, но ни на какой другой праздник такого оживления тут не наблюдается. Оно и понятно. Для нас, сотрудников НПОЛ, двенадцатое апреля – самый-пресамый, то есть профессиональный праздник. День космонавтики.
Грянул вальс. Именно грянул – трубачи дули в свои тромбоны с таким усердием, точно это были не музыкальные инструменты, а сопла ракетных двигателей. А этот вон, обмотанный колоссальным геликоном, даже слегка посинел от натуги… Кто сказал, что живой оркестр всегда лучше фонограммы?
– Вы уже спите, поручик?
– Никак нет, мадмуазель! – встрепенулся я. Звякнул несуществующими шпорами, отвесив полупоклон. – Р-разрешите!
– Другое дело! – Она присела в коротком книксене.
Кружась в вальсе, я краем глаза то и дело улавливал заинтересованные взгляды. Ну ещё бы – в своём вишнёвом парадном платье моя партнёрша выглядела ослепительно. Смотрите! Завидуйте! Это моя! Ненаглядная!
– А в оригинале было вроде бы что-то про штаны и паспорт, – её глаза смеялись.
– Слушай, отключи ты свои прибамбасы. Хоть на один вечер, э?
– Слушаю и повинуюсь! Вот дома будем когда…
Я только вздохнул.
Оркестр, едва закончив выдувать вальс, вдруг почти без перехода грянул лихой джамп-эн-джайв. Во дают дудки…
– Как ты там говоришь, Антоша, – в её глазах плясали бесенята, – врежем?
– А давай!
Джамп, «это вам не лезгинка», как метко выразился один киношный персонаж. Желающих плясать сей бешеный танец и сразу-то нашлось немного, когда же мы с Вейлой заканчивали, я вдруг обнаружил, что наша пара находится в центре круга, образованного восхищёнными зрителями.
– Бравооо! Мо-лод-цы!
Вейла, порозовевшая и сияющая, парой коротких книксенов раскланялась с публикой и вытащила меня из круга, бесцеремонно ухватив за руку.
– Ну… теперь… твоя душенька довольна? – Я с трудом восстанавливал дыхание после неистового джампа.
– Абсолютно! – моим тоном заявила ненаглядная. Грудь её высоко вздымалась, и была она в этот момент столь невозможно, невероятно хороша, что у меня вдруг защемило сердце.
– Белый танец! – объявил конферанс.
– Простите, – невесть откуда перед нами возникла Ниночка, наш комсорг и набирающий вес общественный деятель, – Антон, можно тебя пригласить?
Я поймал взгляд Вейлы. Еле уловимая гримаска, короткое пожатие плечом: «Дамам не отказывают, Антоша».
– Да легко! – я подхватил общественницу за талию.
И вновь оркестр выдувает громоподобный вальс, от которого только-только не закладывает уши.
– Антон, а ты чем занят в выходной? У меня, представляешь, два билета в Большой театр завалялись!
– Ы? – я слегка отвлёкся от дум. – Большой – это здорово… Рад за тебя.
– А ты бы не хотел сходить? «Баядерка» будет!
– Нин, я же сто раз объяснял – дома дети незаконнорожденные, сестра некормленная в клетке сидит… Хозяйственные вопросы, короче. Ит из импоссибл, сорри.
– А она, между прочим, тощая. Только ноги толстые.
Я окончательно отвлёкся от дум, изумлённо разглядывая Ниночку. Вот это да…
– Великолепная фигура у неё вообще-то. От души желаю тебе достичь такой. Насчёт таких же ног желать не буду, говорят, нельзя желать человеку несбыточного.
– Она тварь! Она же нелюдь, суккуб, Антон, неужели ты не видишь?!
– Нин, тебя что, бешеные клопы покусали?
Ниночка вывернулась из моих рук и скрылась в водовороте кружащихся пар. Вздохнув, я пожал плечами. Ну и ну… Вот только таких проблем мне ещё и не хватало.
Вейла стояла у колонны, слегка привалившись спиной, и внимательно рассматривала танцующих, словно силясь увидеть что-то незримое в людской толпе.
– Чего не пляшем? Всех кавалеров распугала?
