Наверное, у мужчин этого племени совсем не было принято, чтобы женщины ими командовали. Потому что некоторые из них даже рты открыли от изумления. Но как бы там ни было, больного из смрадной хижины вынесли. Рейчел тут же склонилась над ним, прижала ухо к его груди, слушая биение сердца.
Затем начала копаться в своей лекарской сумке, чтобы извлечь из нее пузырек темного стекла. Судя по тому, что перстень оставался на ее руке, помочь он не мог.
– Голову ему приподними, – намереваясь влить содержимое пузырька внутрь больного, приказала она какому-то парню, находящемуся к ней ближе всех.
Тот поначалу дернулся, но затем, искоса взглянув на других мужчин, частью уже ухмыляющихся, принял независимый вид.
– Еще чего! Дайла, помоги лекарю, – небрежно сказал он.
Дайлой оказалась та самая девушка, от которой чуть раньше я удостоился пристального внимания. Проходя мимо, она не преминула задеть меня тугим бедром. Намеренно, потому что перед этим я чуть отшагнул в сторону, давая ей пройти, что не помогло. На всякий случай мне пришлось сосредоточиться на счете хижин в деревне. Не стоило забывать, что может себя проявить элекит на шее Рейчел, а ей ни в коем случае отвлекаться нельзя, потому что одного взгляда было достаточно: больной находится на грани жизни и смерти.
Сам он выглядел молодым парнем, почти мальчишкой, которого уже долгое время мучает тяжелый недуг. Видя его состояние, я подумал, что, если Рейчел не удастся его вылечить, мы можем нажить себе здесь огромные проблемы. Ведь в таком случае проще всего будет обвинить в его смерти именно нас.
Затем мне стало не до размышлений. Помогая Рейчел, Дайла не присела около больного – она согнулась практически на прямых ногах, изящно выгнув при этом спину. А если учесть, что юбка на ней была ничуть не длиннее, чем у всех встречавшихся нам прежде островитянок, мне срочно пришлось перевести взгляд на корабль: как там Головешка с Блезом? Ничего с ними не случилась? Благо что элекит на шее Рейчел выпал из ворота одежды, и теперь висел перпендикулярно земле.
– Гаспар, присмотри тут, – обратился я к тому.
Никакой агрессии туземцы не проявляли, и если она все же появится, то позже. В том случае, если больной умрет.
– А ты куда? – поинтересовался он.
– Пойду переговорю с местным вождем.
– Приветствую вас, досточтимый, – первым начал разговор я, получив в ответ лишь невразумительный кивок.
И еще мне не понравился его взгляд. Он смотрел на меня как на пустое место. Так, как смотрят на очередного из людей, которого сотрут в порошок и не заметят. Как на ничтожество, на которое не следует обращать внимания.
«Ну, это мы еще посмотрим! – возмутился я, ответно впиваясь в его глаза, изо всех сил пытаясь сделать свои такими, чтобы он не только проникся, а вздрогнул. – Кто из нас двоих ничтожество, и кто останется в живых, случись здесь и сейчас бойня! По крайней мере, до твоей-то глотки я точно доберусь, пусть из последних сил, пусть истекая кровью и пусть даже зубами!» Вот что я желал передать своим взглядом.
Вождь держал мой взгляд удивительно легко, хотя, без малейшего хвастовства, подобное мало кому удавалось, если удавалось вообще. Напряжение росло, молчание затягивалось, мой противник вообще перестал обращать на меня внимание, устремив свой взгляд куда-то вдаль, за мое плечо, пока один из сопровождающих его воинов, с высокой шапкой смоляных волос, в которые были воткнуты яркие перья неизвестных мне птиц, наконец не сказал:
– Танало-О слеп от рождения, но это не мешает ему быть мудрецом.
– Кто слеп?
Неужели этот человек?! Так какого… бога подземного царства Аблакасима, к которому уходят после смерти все души неправедно живших людей, я мерился с ним взглядом?!
– Я слеп. И, может быть, я не настолько мудр, как обо мне думают люди, но чувствую, что ты слишком напряжен, путник. Расслабься: ни тебе, ни твоим людям не сделают ничего дурного. Отдохни с дороги, отведай наших яств, а потом расскажи нам о том, что творится в остальном мире. Мы живем обособленно, и каждая новость будет нам предметом долгих обсуждений, которые так скрашивают тоскливые вечера.
«Так, я даже знаю, кому это поручить. Головешке; и будь я проклят, если у них иссякнут темы для разговоров в ближайшие несколько лет».
Вождь меж тем, все так же глядя мимо меня, спросил: