удавалось придумать, с чего бы его начать? Почему-то пришла мысль, что, возможно, мне смог бы помочь перстень с соответствующим узором на нем. Тем, который убивает в мужчине робость перед женщинами. С другой стороны, при чем здесь робость, когда девушка сама проявляет инициативу, стараясь как можно сильнее прижаться ко мне горячим телом во время ходьбы. Была еще и третья сторона. Стоит только завести разговор, Дайла поймет, для чего она мне нужна, обидится и канет в ночи. И что тогда? Лишь прорываться с боем через этих Макак. А это будет сложно, поскольку фарватер там такой узкий и извилистый, что самым правильным было бы не воевать с ними, а договориться о лоцмане.
– Ой, кажется, что-то в глаз попало! Удачник, не посмотришь, что там?
«Знаю я все ваши уловки! Для того, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, тем более в темноте, мне придется приблизить лицо вплотную. А там и до поцелуя недалеко!»
И потому срочно пришлось выдумать новый способ от избавления соринки в глазу.
– Ты попрыгай на одной ноге, как будто в ухо вода попала. Но ладонью зажимай не другое ухо, а другой глаз.
Прыгать Дайла не стала, сказав, что соринка сама выскочила. Оттягивать разговор дальше было никак нельзя, и потому наконец я решился:
– Дайла, нам необходимо серьезно поговорить.
– Конечно, конечно, Леонардо! С тобой я согласна говорить о чем угодно. Даже о таком, о чем ни с кем бы говорить не стала.
– Как бы мне встретиться с твоим отцом?
– С отцом?.. Что, вот прямо сейчас? – спросила она, затягивая меня в густющие заросли какого-то благоухающего кустарника и пытаясь заставить присесть. Или даже прилечь, что больше походило на правду.
– Именно, – твердо заявил я, одновременно освобождаясь от ее цепких объятий. – Сейчас я все тебе расскажу, и ты решишь сама.
Рассказывая Дайле о том, как много испытаний пришлось выдержать нашей с Рейчел любви, я думал о том, что долгое общение с Головешкой все же дало о себе знать. Потому что до знакомства с ним я вообще не умел лгать. Тем более лгать так вдохновенно, убедительно, красочно и замысловато. Недаром же говорят: «С кем поведешься, от того и наберешься». Дайла слушала, затаив дыхание и прикрыв ладошкой рот, настолько поразительным был мой рассказ. И когда он уже начал приближаться к финалу, случилось такое, чего я ожидал меньше всего: на моей груди начал нагреваться элекит. Сначала я не поверил очевидному, но, когда обхватил его рукой, сомнений никаких не оставалось: камень горячит. С места, где мы находились, даже мне, с моим зрением, не удавалось увидеть корабль. Но будь сейчас день или имейся у меня при себе «ночник» Головешки, толку от этого было бы ноль, поскольку корабль скрывали густые заросли, обрамляющие лагуну.
– А что дальше-то было, Удачник Леонардо?
– Дальше?.. – Нагревшийся элекит совершенно сбил меня с мысли.
По-моему, рассказ мой прервался на том, как на предыдущем острове я спас Рейчел от разъяренной своры полулюдей- полугрифов, но уверенности не было никакой.
– Дальше, Дайла, началось самое страшное: едва мы только попали на ваш остров, как нас начали преследовать злые духи…
«Спасибо тебе, Головешка!» – мысленно поблагодарил я Теодора, вовремя вспомнив одни из его бредней, которые только и оставалось немного адаптировать к той ситуации, в которой я оказался.
– …И вот тогда-то мне и пришлось дать страшную клятву на крови, что никогда не разделю ложе ни с какой другой женщиной, кроме Рейчел, иначе смерть грозит нам обоим. Все бы ничего, но духи после этого от нас не отстали. Теперь ты знаешь всё!
– Что, совсем-совсем ни с какой разделить нельзя?
– Нет. – Я был категоричен.
– Жаль, – вздохнула Дайла. – Мне так хотелось от тебя ребеночка! Тогда бы Экхил точно на мне женился. Ты высокий, кожа у тебя белая… такого ребенка ни у кого на острове не было бы. И он бы не смог устоять.
– А что мешает ему сейчас? – Элекит не давал о себе забыть, и я удерживался из последних сил, хотя мысленно давно уже был на корабле.
– Ничего не мешает. Но каждая приличная девушка перед замужеством должна завести себе ребенка.
– А это еще зачем?
– Ну как зачем? Чтобы показать своему избраннику, что не бесплодна. А что, в ваших краях разве всё по-другому?
