Гармоники не было жалко нисколько. Тоже оставшаяся от Прежних; я ждал от нее какого-нибудь необычного, иногда почти волшебного свойства, но не тут-то было. Тогда я попробовал научиться на ней играть. Что-то у меня на?чало получаться, но игра моя нравилась только Барри. Причем настолько, что каждый раз он начинал выть. Выть так тоскливо, что слезы сами собой на глаза наворачивались. Рейчел однажды заметила:
– Выть у Барри получается куда лучше, чем у тебя играть. По крайней мере, душевнее.
И потому я протянул гармонику без малейшего сожаления.
К моему немалому изумлению, жрец разобрался с ней с ходу. Со второй попытки у него даже получилось сыграть нечто весьма похожее на походный марш Анкверского горно-егерского полка, в котором в свое время начинал службу наш Гаспар. Я только диву давался.
– Амалхасу доволен, – наконец заявил он.
– И что, можно начинать церемонию? – все еще не веря своему счастью, спросил я.
– Можно.
– Рейчел, иди быстрей сюда! – заорал я, пока тот не передумал.
Она оказалась рядом со мной буквально в мгновение ока. Взяла меня под руку, придав лицу смущенное выражение, которое и должно быть у невесты перед алтарем. Должен заметить, придав его уже привычно – что значит опыт.
– Вначале небольшая формальность, – заявил жрец. – Удачник, перед тем как совершится обряд, чтобы запутать духов, ты должен получить новое имя.
– А я? – спросила Рейчел.
– Тебе не положено, ты – женщина. Что же до Удачника, нарекаю его… Нещадным Кайманом, ибо так угодно самому Амалхасу!
Рейчел прыснула от смеха, но тут же умолкла под строгим взглядом жреца.
– Дети мои, возьмитесь за руки и преклоните колени перед самым могущественным богом Вселенной!
Все остальное действо было давно уже нам привычно. Не слишком-то они и отличаются, брачные обычаи на этих островах. И в связи этим не совсем понятно: почему брак, заключенный на одном острове, считается недействительным на другом. Словом, все для нас шло по накатанной колее. Разве что Рейчел едва удержалась от смеха, когда брачующий нас жрец спросил: «Женщина, любишь ли ты Нещадного Каймана и согласна ли стать его женой?» – Затем пришла пора воздержаться от смеха мне, когда тот сказал: «Нещадный Кайман, любишь ты эту женщину и согласен ли взять ее в жены?» – я вдруг вспомнил Головешку и его: «Ну, тоже вроде того».
Дайла, заменившая нам и дружек, и родственников, и всех гостей, умилилась от увиденного, заодно прослезившись.
Уже покидая пещеру, видя, что Рейчел увлеклась разговором с Дайлой, я спросил:
– Мастер, почему вы, так легко справляющийся с духами, не помогли Тараду?
– Нещадный Кайман, – клянусь всеми богами сразу: когда жрец назвал меня моим только что приобретенным именем, лицо у него оставалось совершенно серьезным, но глаза откровенно смеялись, – ты что, всерьез веришь во всю эту чушь о духах? Не ожидал от тебя такого: с виду ты как будто бы неглупый человек. Тараду требовались лекарства. И еще покой; а они таскали его с места на место и едва не загубили дымом, благо что вы прибыли вовремя. Но разве этим недоумкам хоть что-нибудь объяснишь? Я даже пытаться не стал.
И жрец заиграл на губной гармонике затейливую мелодию, которой самому мне в жизни бы не научиться.
Оказавшись снаружи пещеры, первым долгом я незаметно избавился от письма. Ветер удачно дул с берега, и даже то, что старательно мною скомканный лист бумаги, на котором оно было написано, вдруг расправился, ему нисколько не помогло. Мелькнув, письмо исчезло где-то в морской дали.
– Чайка мимо пролетела, – объяснил я Рейчел, которая все же успела мельком его увидеть.
Когда вдали показалось селение, Дайла нас покинула. Она со всех ног побежала, чтобы известить о том, что недавно произошло.
Я посмотрел на Рейчел:
– Ты уж, пожалуйста, не говори парням про «кайманов» и «удачников», иначе может прилипнуть так, что потом уже и не отдерешь; прежнее имя устраивает меня полностью.
– Хорошо, – кивнула она. – Клянусь, ни разу тебя при людях так не назову! Разве что для личного пользования.
