стройкой, которую запомнил по вылазке в контору Кабана Пачетти. Там сбросил пиджак и бронежилет, переоделся в спортивную куртку и сменил шляпу на кепку, стащил, наконец, водительские перчатки, сунув их в карман, протер пиджаком рулевое колесо, с сомнением посмотрел на кровавое пятно на полу. Кровь Джимми, группу они могут проверить. Но мы и это предусмотрели. Я вытащил из багажника большую бутыль «блича» для чистки раковин, полил едкой смесью пол, панель приборов, сиденья, затем забросил бутыль внутрь и захлопнул дверцу. Пусть там еще и пары на жаре накапливаются, тогда все растворится. И пошел быстрым шагом в сторону жилых кварталов.
На виа Гарибальди остановил такси, потребовал отвезти меня в австрийский сектор, а там, возле отеля «Кайзерин», взял другое, и уже то привезло меня в сектор американский, высадив неподалеку от магазина Сингера. Из телефонной кабинки я дозвонился Сингеру и услышал долгий вздох облегчения.
– Где ты был?
– Потом расскажу. У меня все нормально. Что у вас?
– Все в норме. Заходи.
Сначала машину забрать, она здесь припаркована неподалеку. Дошел, залез в кабину, и там вдруг накрыло. Минут пять сидел, закрыв глаза, пытаясь собраться и прийти в чувство. Отдышался как-то. Потер лицо руками, завел «Пежо» и поехал к Сингеру.
Бар был открыт, там вместо Джимми управлялся сменщик, невысокий шустрый мужик со светлыми, как солома, волосами. Сингер ему доверяет, но все же не настолько, как Джимми, поэтому в магазин я зашел обычным путем, через парадный вход. А вот продавца в зале не было, но это обычная ситуация, Сингер часто сам работает с покупателями. Он и вышел на звонок, открыл дверь.
– Как Джимми? – спросил я сразу.
– Жить будет, пулю уже достали. Макс им занимается. Он их три получил: две в бронежилет, а одна отрикошетила в руку.
Да, в лобовом стекле «Форда» было три дырки. А Макс – доктор-американец, утративший лицензию из-за подпольных абортов и перебравшийся сюда. Тут у него и официальная практика, и подпольная, врачует всякие криминальные ранения. Я к нему, к слову, пока ни разу не попадал, но всегда имел его в виду в силу переменчивости фортуны.
– Остальные?
– Твои ребята в кабинете. – Он кивнул на заднюю дверь.
С этим налетом вся конспирация моя разрушилась, но тут уж ничего не поделаешь, пришлось всех сводить в одном месте.
– Что в сумке хотя бы?
– Увидишь.
Оба, Рауль и Иан, развалившись на диванах, держали в руках по стакану бурбона. Нервы успокаивают. Мне бы тоже, но я не хочу к Сюзет с запахом. К тому же накурено так, что хоть топор вешай.
– Налить? – спросил Сингер.
– Нет, не надо, только хуже будет.
– Зря, – сказал он и плюхнулся в кресло. – А я еще буду.
– Что празднуем? – Я уселся на диван, закинув ногу на ногу.
– Вот это. – Рауль показал на стопку листов бумаги размером с альбомный лист, лежащую на столе перед Сингером. На каждом листе изображена тысячная долларовая купюра с профилем президента Кливленда[14], и под ней целые ряды прямоугольничков с цифрами.
– Это из сумки? – Я приподнялся. – Что это?
– Это бонды на предъявителя, американский федеральный заем Китаю, – ответил Сингер. – Серия позапрошлого года, срок платежа – тридцать девятый год. Их здесь на триста тысяч долларов, триста листов по гранду каждый, все купоны на месте. Это то, что ребята Михана взяли в «Первом Каирском», в хранилище. Общая сумма похищенного не оглашается.
– Продать это можно? – спросил я.
– Можно, я уверен, – кивнул Сингер. – Но не сразу. И будет лучше, если эти бумаги всплывут не где-нибудь в Мексике, а в Китае. Надо договариваться с чинками, не знаю, сколько они запросят.
– А сколько рассчитываешь получить?
– Не меньше сорока процентов. Но надо искать нужные контакты, я не хочу пользоваться обычной схемой. Подозреваю, что
