что-то почувствовать — его убили чисто, распахнутый пиджак открывал окровавленную в районе сердца сорочку, — а вот макияж девушки-консультанта оказался смазан, словно кто-то зажал ей рот, прежде чем ткнуть ножом под левую грудь.
— Вячеслав Владимирович, — словно специально выгадал момент для очередного вопроса Могилевский, — чек выписан в десять тридцать четыре, а ушли вы отсюда только в десять сорок. Что вы делали эти шесть минут? Вы же не курите, так? Флиртовали с убитой?
Я решил, что шила в мешке не утаишь, и ответил вопросом на вопрос:
— Гравер, что с ним?
— А почему вас это интересует?
— Я был у него, обговаривал детали заказа. Хотел сделать дарственную надпись.
— Сделали? — прищурился Могилевский.
— У него было слишком много работы, — ответил я. — Договорились на следующую неделю.
Варламов оторвался от блокнота и многозначительно заметил:
— Отличное объяснение вашим отпечаткам пальцев в служебных помещениях!
— Спросите мастера!
— Он убит.
У меня заныло в груди.
— Убит? Но как?!
— Грабители решили взломать сейф в кабинете заведующего и наткнулись на него по пути. Подтвердить ваши слова он уже не сможет.
— Идите к черту! — выругался я. — Оба! Ясно вам? Нужно подтверждение моих слов — спросите Ольгу Александровну.
— Ольга Александровна — это…
— Заведующая салоном, — пояснил я. — Она подтвердит, что я всегда заказывал гравировку!
— Не горячитесь так, — попросил Могилевский. — Никто вас ни в чем не обвиняет. — Он сделал паузу и вздохнул. — И даже не подозревает.
В этот момент на улице послышался рык мощного двигателя, и к салону подъехал огромный внедорожник. Поначалу я решил даже, что это невероятным образом провалившийся в Приграничье «хаммер», но смутила непонятная эмблема на непривычной на вид решетке радиатора. Распахнулись дверцы, из машины выбрались бойцы в серьезной на вид броне, круглых шлемах с забралами из бронестекла и чарометами на изготовку.
Цеховики организованно и синхронно, словно стая рыбешек, отступили от ювелирного салона; дружинники разошлись в разные стороны, но шансов выстоять в схватке у них не было ни малейших. Впрочем, Братство могло выиграть сражение, но никак не войну.
Да — на место преступления пожаловали именно братья. И я даже догадывался, что их сюда привело…
— Какого хрена им здесь понадобилось?! — выдал Могилевский.
— Не знаю, — шумно сглотнул его подчиненный, — но чарометы у них точно не сертифицированы!
Да уж, от таких никакая служебная бляха не защитит…
Могилевский повернулся ко мне и указал на дверь:
— Уходи. Пришлю кого-нибудь подписать показания.
Я вышел на крыльцо и посторонился, пропуская незнакомого брата среднего возраста, столь же средних лет и внешности тоже — средней. Тот скользнул по мне безразличным взглядом, толчком распахнул дверь и с порога объявил:
— Один из убитых состоял в ордене, поэтому Братство проведет самостоятельное расследование. С вашим руководством это уже согласовано!
Дверь со стеклянным звоном захлопнулась; я спустился с крыльца и зашагал к перекрестку. Отвозить домой меня точно никто не собирался — как, впрочем, и задерживать, — а препирательства по поводу полномочий могли занять и час, и два. Более запутанной области права в Форте попросту не существовало.
Чарофон задергался в кармане, когда шел мимо рынка, примыкавшего к поселку Луково. Я сообщил встревоженному Ивану, что возвращаюсь домой, но заметил поджидавшего меня впереди человека, произнес в трубку:
— Немного задержусь, — и прервал звонок.
Между рынком и бульваром располагалось несколько одноэтажных зданий; в крайнем еще не так давно располагалась хинкальная, теперь же вывеска на фасаде гласила: «Пельменная». Именно у его угла и стоял Климов.
