он станет непобедим!
Глаза викинга пылали праведным огнем, как будто он уже и сам верил в то, что говорил.
– Надо немедленно обезглавить тело Гюрдира, ведьму и их слуг. Трупы сжечь, а пепел развеять над морем!
– Вздор…
Белый Ворон попытался освободиться, но у старика не хватило силы разжать стальные пальцы воина.
– Ульрих, тебе что, солнце лысину напекло, или хмельного лишку хватил? – возмутился знахарь. – Ты не видел, что я тоже пил из котла? Какая ведьма? Какие демоны?.. Отойди!
– Прости, старик, – вздохнул Медный Лоб, как бы невзначай кладя руку на оголовье меча. – Значит, умрешь и ты. Я не могу позволить демонам завладеть деревней. А после того, как ты сам признался, что испил колдовского зелья, веры к тебе больше нет.
– Эй, дядя Ульрих! А не слишком ли много на себя берешь?! – похоже, терпение Рыжего Бранда лопнуло окончательно. – Ты не забыл, что находишься в гостях, а не в своей деревне? И пока отец мой жив, здесь никто другой не имеет права распоряжаться. И уж тем более решать, кого казнить, а кого миловать. Или ты решил нарушить закон гостеприимства?
Меднолобый нахмурился. Желание окоротить щенка, посмевшего поднять на него голос и в открытую бросить такое обвинение, явно вырисовывалось на лице викинга, гораздо лучше умеющего воевать, чем плести интриги.
– Ты разве не слышал, что я сказал, Бранд? Мне жаль, но у тебя больше нет отца, а у меня – брата.
– Слышал, – мотнул огненной шевелюрой юноша. – Но я также видел и все остальное. И не уверен, что только твои слова имеют вес. Я могу сомневаться в том, что говорит трелль Жнеца. Можно также не слушать и чужую девицу… Но ответь мне, дядя, почему я не должен верить Белому Ворону? Тому, кто принял меня на свет, а до этого и после – не одну сотню раз лечил раны моего отца и его воинов, а то и возвращал обратно в Мидгард? Да и тебя самого, среди других… Или ты уже забыл, каким тебя самого привезли к нему позапрошлой зимой?
Бранд сделал паузу. Может, дух переводил, а может, намеренно. Давая и Меднолобому, и всем остальным время вспомнить и осознать услышанное.
– Если б не умение знающего, тот вик[14] мог стать твоим последним походом.
Разумны были слова и доводы Рыжего, и Ульриху стоило к ним прислушаться, но тот уже не мог остановиться. Как человек, бегущий с горы, не в состоянии замереть на месте, даже если увидит перед собою пропасть. Из всего, что сейчас говорил племянник, Ульрих понял только одно: племянник ему не верит и перечит! Да как он смеет ставить под сомнение слова ярла?! О том, что старший брат все еще жив, Медный лоб уже не думал. И в ярости сделал то, чего не позволил бы себе, сумей хоть на мгновение вернуть обычное хладнокровие.
– Щенок! Я научу тебя уважать старших!
Оплеуха получилась смазанной, Бранд успел дернуть головой в сторону, но все же достигла цели и прозвучала как треск лопающегося от мороза дерева.
Рыжий побледнел, словно и в самом деле на него дохнула ледяная стужа, зато в глазах заполыхал огонь. Но в отличие от дяди, Бранд сумел удержать себя в руках. Он только чуть-чуть отступил и тоже прикоснулся к оголовью меча.
– Медный Лоб, я не щенок. Ты ударил воина, не один раз поднимавшегося на борт драккара и принятого как равный среди равных в хирд Гюрдира Безбородого. И по закону – это оскорбление всему хирду, которое можно смыть только кровью, вызвав обидчика на хольмганг.
Бранд еще только начинал говорить, а Ульрих уже понял всю непоправимую глупость содеянного сгоряча. Этой пощечиной он и в самом деле нанес оскорбление не только племяннику, а всему хирду. И теперь даже победа над Рыжим ничего не изменит. Каждый воин из отряда Гюрдира будет по очереди вызывать Ульриха на поединок. И прекратить это сможет либо его смерть, либо – ему предстоит победит всех, кто захочет выйти против него в течение трех суток… А захотят многие. Честь и слава хирда для викинга не пустой звук. От этого зависит очень многое. К примеру, место в бою и размер части добычи в общем походе. А это значит, что в таком противостоянии шансов у бойца-одиночки практически нет.
В предчувствии смертельного поединка даже воздух над поселением стал гуще и тяжелее. Как перед штормом… А все женщины и старики потихоньку убрались с площади. Остались только воины. Еще вчерашние соратники и сотрапезники, сейчас они недобро косились друг на дружку и как бы невзначай сбивались в отдельные группы. Свои к своим. Отчетливо разделяясь на два лагеря. И гости были в меньшинстве. Поэтому, если Медный Лоб хотел взять деревню брата под свое правление без кровопролития, ему стоило поторопиться. Пока племянник не успел сказать ничего такого, что окончательно обрубило бы все пути к мирному исходу дела.
